Мариам Ибрагимова - Звенел булат

Власть и богатство, основанные на обмане и предательстве, которое позднее совершил Доного-Магома в отношении Шамиля, заложили основу могущества Нажмутдина Гоцинского: «Оставил ему Доного в наследство тысячи голов скота, обширные пастбища, богатые кутаны».

Рассказ старика завершается словами: «Но всё-таки богатым не только Аллах, вся нечистая сила помогает. Какие бы ни происходили перемены во власти, избирают Нажмутдина в советники, возводят в чины, даже не видя его лица».

Образ Гоцинского, нарисованный в воображении Джавада со слов старика, дополнился личным впечатлением, когда Джавад увидел его въезжающим в город во главе своего войска: «Один из них гигант в высокой папахе бухарского каракуля, обвязанной чалмой. Заняв почти все сиденье, он утопал в меховой шубе, покрытой тёмным сукном. Широкое белое лицо, чёрные брови, тяжёлые веки над тёмной щелью полузакрытых глаз».

Подчёркнутая значимость и монументальность образа Гоцинского резко контрастирует с описанием фигуры Узуна-Хаджи: «Закутавшись в бурку, он, как диковинный птенец, нервно тряс головой; его выпуклые глаза глядели то с надменным самодовольством на простых смертных, то с собачьей покорностью на своего господина».

Трудно судить, по каким источникам создавались эти словесные портреты и были ли эти люди настолько карикатурны в жизни, хотя облик Гоцинского в повести дан ещё весьма пристойным, если сравнить многочисленные описания его внешности в ряде других произведений дагестанских авторов. Полковник Джафаров в своих воспоминаниях уделяет большое место личности Гоцинского. В частности, он характеризует Гоцинского как крайне алчного человека. Одновременно он подчёркивает, что «Нажмутдин был очень умным человеком. Конечно, кругозор его был не очень широк. Всё же представление о том, что делается в мире, вообще он имел». Узуна-Хаджи полковник характеризует так: «Он вовсе не был арабистом, учёным-шариатистом. Это, скорее, совершенно невежественный человек, который едва ли имел ясное представление о шариате и вообще об исламе… На деле он был просто ловким жуликом».

Что касается остальных исторических фигур, известных своей приверженностью лагерю контрреволюции, то, к чести автора, она постаралась дать максимально объективные их портреты.

Откровенно любуется она кавалером четырёх Георгиевских крестов Магомедом Сафаровым (Джафаровым), с удовольствием рисует его портрет, описывает его жилище: «Ярко светились в этот вечер окна одного из шуринских особняков. Сквозь густую сеть белоснежных гардин виднелась большая керосиновая лампа с матовым абажуром, висящая над круглым столом. На столе были расставлены бутылки. Рядом с хрустальными бокалами струился в пепельнице дымок дорогих папирос. За столом, оживлённо беседуя, сидела группа офицеров. Среди них особенно обращал на себя внимание высокий, стройный, с широкими плечами мужчина средних лет, с волевыми чертами смуглого сухощавого лица. Он часто поднимался из-за стола, сверкая чёрными глазами, оживлённо жестикулируя рукой, что-то рассказывал. Это был хозяин дома – полковник Магомед Сафаров».

Неоднозначно отношение автора и к полковнику Кайтмасу Алиханову. Причисляемый многими авторами к злейшим врагам советской власти и потому изображавшийся фигурой традиционно негативной, Алиханов предстаёт в повести в непривычной для нас ипостаси. Писательница с должным уважением отнеслась к его личности, отметив многие, незамеченные другими, положительные человеческие качества.

Отмечая его высокое происхождение, его геройство на полях многих сражений, его авторитет среди бойцов, автор пишет: «Кайтмас Алиханов с первых же дней свержения русского самодержавия заколебался. Где-то в глубине души его теплилось чувство тяги к новому. Вначале он лояльно относился к советской власти. Но потом ссора с Махачом Дахадаевым привела его в лагерь контрреволюции. Не по душе ему были и заносчивые, самовлюблённые отпрыски местной знати, любыми путями стремившиеся к захвату власти. И всё-таки такие же богачи, как и он, казались ему менее опасными».

Выделяясь из общего круга представителей своего класса, зачастую противостоя ему независимостью суждений и поступков, он все-таки остается человеком своей социальном среды. Ярко выписанный образ Алиханова занимает в книге достаточно чёткое место. В раскрытии этого образа, как и образа М. Сафарова, писательница часто использует психологические характеристики. Стремясь изобразить внутренний мир своего героя, описывая разные душевные состояния, она пытается зафиксировать нюансы его поведения, а главное – выявить психологический конфликт в душе Кайтмаса Алиханова. Она идёт от поступков героя к объяснению их мотива, к тайному, скрытому в глубине души. Наиболее убедительно Алиханов раскрывается в своем диалоге с шейхом Гасаном, к которому он, обуреваемый сомнениями в правильности своего пути, пришёл за советом: