Виктор Ватрак - Пути Господни

– Мне плевать, в каком месте была эта стража, но в России мы стражников на фонарях развешивали.

– Да мы границы от контрабанды охраняли, а не заключенных – поняв, с кем его путают, внес ясность Мартын.

– Ты мне мозги не компостируй. Вот написано вахмистр, значит, вахмистр, а это жандармское звание.

– Да господин хороший, вахмистры и у конников есть.

– Ты же не конник, а стражник. – Выражение лица гепеушника говорило о серьезности момента – Твое счастье, что пока у нас здесь прав маловато, а то бы я тебя своей рукой пристрелил, сволочь жандармская. А место в Советской России для таких как ты не предусмотрено. Вот в январе горели механические мастерские. А не приложил ли ты руку к поджогу? Мы будем разбирать это дело и поверь, первым подозреваемым пойдешь ты.

На этом и закончились переговоры с чекистом. Мартын остался без гражданства. Многие после собеседования в ОГПУ получали похожий ответ и прямо из советского консульства отправлялись в китайскую Управу, где принимали гражданство страны проживания. Мартын счел для себя унизительным становиться китайцем. Он ждал увольнения, но репрессивный механизм страны Советов еще не был отлажен и дал сбой. Механические мастерские станции Харбин продолжал возглавлять человек без гражданства Фокин Мартын Иванович.

А у Мартына пропал интерес к работе. Отказ в получении гражданства как будто оборвал важную струну в его жизненном настрое. Он шёл на работу, а ноги не желали идти. Он подходил к воротам мастерских, а в груди свербело, давило, требовало остановиться и повернуть назад. Мартын ожидал последствий от разговора с гепеушником, но пока была тишина.

Все чаще руководители различных служб стали после работы собираться в буфете управления КВжд. Двери запирались, на стол выставлялся коньяк, выкладывалась немудреная закуска и начиналось обсуждение происходящего. Все сходились во мнении, что дорога разваливается. Причину находили в том, что ключевые посты заняли неграмотные, зато, как они про себя говорили, политически подкованные кадры. Это моментально сказалось на экономических показателях: прибыль от эксплуатации дороги упала в пять раз.

Обсуждали царскую администрацию, управлявшую дорогой вплоть до 1924 года. «Да, – говорили про них – воровали. И помногу, сволочи, воровали. Но ведь и нам на очень хорошую зарплату оставляли. А теперь не воруют. И что? Где зарплата?»

Вскоре Мартыну эти однообразно проходящие собрания надоели, и он перестал задерживаться, иногда уходил с работы раньше положенного и стал чаще бывать дома.

До сих пор он воспринимал дом как нечто неотделимое от него и само собой разумеющееся. Но оказалось, что этого можно лишиться, если не примкнуть к какой-либо власти. И Мартын как бы прозрел: он увидел себя стоящим на краю бездны, и жилье, которое прочно держало его, не давая сделать шаг в никуда. Он шел домой, смотрел по сторонам и пытался приучить себя к мысли, что Харбин стал его городом навсегда.

Линейный поселок состоял из восьми кирпичных одноэтажных двухквартирных домов, расположенных вдоль железнодорожных путей. Начиналась улица от Московских казарм и упиралась в паровозное депо. Принадлежали они трем домовладельцам, которые сдавали их в аренду администрации КВжд, а та, в свою очередь, бесплатно выделяла эти дома своим служащим для проживания.

Во второй квартире дома №41 еще в 1919 году поселилась молодая семья пограничника Фокина Мартына Ивановича. Квартира была трехкомнатная: спальня родителей, комната для сына, гостиная и большая кухня.

Столярничать в таежном краю сам Бог велел, поэтому вся мебель в доме была местного производства, но при этом только высокого качества, от признанных мастеров.

В кухне красовалась массивная русская печь, в которой жарили, варили, томили и поддерживали теплой пищу. Готовили в чугунной и глиняной посуде, а стол сервировали китайским фарфором и фаянсом. Изумительная по красоте посуда была в Харбине делом обычным и стоила не так уж дорого.

Позади дома была железная дорога, а перед ним располагался палисадник. Декоративные кустарники, цветники – все это ухожено, прибрано. Занимались растениями два китайца-садовника, нанятые всей улицей вскладчину. Вдоль улицы тянулось ограждение из низкорослой туи. Калитки тоже были у всех одинаковы по форме, только покрашены в разные цвета. Чувствовалось, что народ любил свои жилье и улицу.