Надо было ждать утра, рассвета. А рассвет в холодном февральском мраке (стояла зима тридцать шестого года) наступает поздно, ночь сопротивляется до упора.
Японская верхушка разбита, как было ведомо Рихарду, на две большие группировки (были еще и маленькие группы, но это так, мелочь, пшено для корма голубей), преследовавшими полярные интересы.
Одна группировка, умеренная, была против войны с Советским Союзом, против немедленного выступления: дескать, Япония еще слабовата, кашляет, может не проглотить большой пряник, и тогда уже никакой врач не вылечит от капитального запора – это надо было обязательно иметь в виду… Пусть вначале вмешается Запад, пусть поразмахивает кулаками Германия, пусть произойдет что-нибудь еще, вот тогда мы и подумаем, что следует сделать… А пока… Руководил этой «спокойной» группировкой князь Сайондзи – главный советник японского императора, человек весьма старый для того, чтобы чем-то или кем-то руководить – ему было девяносто лет.
Второй группировкой, более резкой, настырной, командовал генерал Садако Араки. В прошлом Араки был министром обороны, считался отцом фашизма на островах, потом, отправленный, а точнее, выброшенный пинком в отставку, возглавил горластое движение «Молодое офицерство», которому, как считали старики, моча едва ли не ежедневно била в голову.
Кстати, в отставку Араки ушел не без помощи князя Сайондзи. Для того чтобы ненавидеть Россию, у Араки имелись свои причины: говорят, еще в шестнадцатом году он был арестован в Иркутске по подозрению в шпионаже. Генералу надо бы благодарить русских до конца дней своих, в ноги кланяться, что они его не расстреляли или того пуще – не вздернули на ветке засиженного воронами дерева, – а он вместо благодарности начал размахивать суковатой дубиной… Дур-рак!
С той поры ненависть к России поселилась у Араки в крови. Он разработал план поэтапной, так называемой континентальной войны: для начала захватить Монголию и советское Приморье, а потом все остальное. На юг уйти – вплоть до Индии… Там – вымыть в океане свои ботинки и краги соленой водой, постучать по голубым волнам стальным стеком и с видом властелина мира сунуть в зубы сигару, выкурив ее, снова устремиться на север, крушить Советы. И все было бы ничего, если б Араки сидел у себя дома в бочке с теплой водой и драил намыленной мочалкой лысую голову и никуда за пределы своего двора не совался, но он требовал немедленно начать военные действия.
– Нельзя упускать время, ни минуты нельзя, – орал он оглашенно, – промедление с каждым днем уменьшает шансы Японии на победу.
Любопытствующие интересовались: этот человек что, переел острого перца, и никто не подает ему стакана воды, чтобы погасить в желудке пламя? Если приглядеться повнимательнее, то на губах у него в минуты наиболее громкого ора выступала пена.
Пена на губах генерала появлялась и когда он агитировал за союз Японии с гитлеровской Германией, а уши делались потными. Странная физиологическая особенность была присуща генералу – потеть неимоверно, будто весь он был наполнен потом. И лез пот из него во все поры и щели.
«Если группировка Садао Араки победит – будет война, – печально отметил Зорге, – это понятно даже головастикам в императорских прудах».
Утром Зорге узнал, что «Молодые офицеры», руководимые неугомонным генералом, решились на мятеж и очень быстро захватили несколько центральных районов Токио. Впрочем, через час стало известно, что Араки все-таки не решился открыто возглавить мятеж, руководил им «из-за угла».
«Чует старый скунс, что собака может укусить его за пипку», – невольно усмехнулся Зорге.
Еще через полчаса пришла очередная новость: мятежников не поддержали командные чины военно-морского флота, ни один человек – вплоть до младших офицеров.
Новость была ободряющая, хотя говорить о поражении «старого скунса» было еще рано.
Следующая весть также оказалась ободряющей: большинство провинциальных гарнизонов открестилось от «Молодых офицеров».
Прошло еще немного времени, и стала известна точка зрения магнатов, державших в своих руках всю промышленность и финансы островов, – и эта новость оказалась главной, она подвела черту под мятежом.
– Время большой войны еще не наступило, – заявили «толстые японские кошельки», – надо подождать.
Почти одновременно с этим заявлением – еще одна увесистая оплеуха, загнавшая Араки в замусоренные кусты: его коллеги-генералы заявили, что готовы к войне на Тихом океане – на суше и на море, а вот чтобы лезть на запад, на север, нападать на Советы – тут извините, к такому походу нужно подготовиться. «Лучше мы будем держать оборону на Сахалине до часа “икс”, а там… там посмотрим», – заявили коллеги генерала Араки.
Читать дальше