Роман Рассветов - Их жизнь. В краю голубых озёр. Книги первая и вторая

Скрипел под полозьями снег, равномерно покачивался круп лошади, слепили глаза снежинки, щипало морозом щёки. Уже несколько часов Владислав вёз напряжённо молчавшую Светлану, согнувшуюся над укутанной в одеяло дочерью, искоса поглядывал на неё, подбирал слова оправдания и не мог их подобрать…

– Света, – робко заговорил он и закашлялся, – сможешь ты меня простить? Светлана молчала, враждебно отворачивалась от него.

– Света… Я понимаю, что подлец, что нет мне оправдания, но… тогда… там… в Ашхабаде, когда я впервые увидел тебя… после стольких лет разлуки… Я – ослеп… Ты стала такой… красивой… Я, ведь, до войны, знал тебя ещё девочкой… А тут – взрослая девушка… Такая красавица… И когда я увидел, как ты обрадовалась мне, какие у тебя стали счастливые глаза, когда ты сказала, что ждала меня все эти годы… Я не смог! – Вырвалось у него с глубокой болью: – Понимаешь? Не смог! Признаться тебе… что женат! Потом я ненавидел себя за это… За трусость! А признаться – не смог! Прости! Ради Бога! – Выкрикнул он.

– Не надо! Не хочу слушать!.. Ни к чему это всё… теперь… Я тебя презираю… Ты и от меня сбежал, как последний трус! Сказал, что к маме в гости съездишь… И не вернулся!

– Да, я испугался, у меня получилась большая растрата на работе… Я сам не знаю, как она получилась… Может, подстроил кто… Я думал – посадят… И, вот…

– Удрал… Смылся! – С презрением закончила за него Светлана. – Пожалуйста, не надо больше, не хочу… не хочу! Замолчи!

К железнодорожной станции они подъехали, когда уже стемнело. Владислав подержал Милочку на руках, пока Светлана купила билет, поцеловал девочку на прощание, прошептав ей: – Прости меня, доченька! И ты меня прости, Света, если сможешь! – Пробормотал он, жалобно поглядев ей в глаза. Светлана молча поднялась по ступенькам в вагон, протестующе мотнула головой, дрогнули губы, она резко отвернулась и скрылась в глубине вагона. Владислав завалился в сани, вжикнул лошадь вожжой по спине…

На чёрном небе тускло мерцали звёзды, усиливался мороз, тянула позёмка, скрипели полозья саней, этот скрип давил на уши. На душе было мерзко до невозможности, хотелось поднять глаза к небу и завыть волком… Хотелось умереть… Вот сейчас, немедленно… «Нет, мой милый, – подумал он, – завяз в дерьме по самые уши, барахтайся! Ишь, умереть тебе захотелось! А кто грехи замаливать будет?»

…Владислав потерял чувство времени, пришёл в себя только тогда, когда лошадь радостно заржала, почувствовав близкую конюшню. Он выпряг лошадь, завёл её в стойло, бросил ей охапку сена, растолкал заснувшего сторожа и сказал ему: – Лошадь напои, не забудь, понял? Только, когда она остынет, не раньше! – И побрёл домой. На востоке светлело, занималась заря…

…Шли дни… Всё это время Владислав и Мария почти не разговаривали. Так, перебросятся парой слов по-необходимости, и всё. Теперь Мария уже точно знала, что беременна… Она, почти каждую ночь, плакала, вжимаясь ртом в подушку, чтобы никто не слышал. Но утром опухшие, красные глаза выдавали её. Мать сурово поджимала губы, с ненавистью посматривала на Владислава, но тоже молчала.

Иногда Владислав зверски напивался у Августа, приходил домой, еле держась на ногах. Один раз Мальвина не выдержала и закричала: – Что же ты делаешь, изверг? Совсем совесть потерял? Креста на тебе нет? Как тебя, такого урода, мать могла родить? А? – Владислав полоснул её таким звериным взглядом и таким тоном процедил сквозь зубы: – Ззззаммоллчь! Ууббью! – Что у матери от страха замерло сердце и она больше не вмешивалась.

Мария, временно, пока сможет, устроилась работать дояркой на ферму. Вставала в четыре утра, шла на ферму, разбрасывала корма и подстилку, доила коров, приходила домой, кормила детей, домашний скот и птицу, готовила обед, ложилась на пару часов отдохнуть…

– Дочка! Ты с ума сошла! Надорвёшься же! – Кричала мать.

– Нет, мама, мне так легче, отвечала Мария, – а иначе я от слёз ослепну, понимаешь…

В первый месяц осени, 14 сентября 1949 года, Мария родила девочку. Светленькие, пушистенькие волосики, пуговкой носик, маленький пухлый ротик, голубые глаза, тоненькая, слабенькая, очень плаксивая…

«Слава Богу, что вообще выжила, – подумала Мария. – Сколько слёз я пролила, пока её выносила»… К этому времени Мария немного успокоилась, смирилась со своей участью. «Что ж поделаешь, – думала она, – не я первая, не я и последняя, кого обманывают мужья… Теперь у меня трое детей, одна я их не подниму, образование у меня – четыре класса. Хорошую работу я никогда не получу, даже в городе, только физический труд… Надо смириться и терпеть, по крайней мере, пока дети не вырастут, а там видно будет…»