Array Коллектив авторов - CHAS REM. Эти «лихие» 90-е

Ягуар посмотрел на нас без выражения. Анфас он напоминал электричку.

– Уй ты мой миленький, что ж ты такой злобный!..

В московском зоопарке я не был много лет: сам уже вырос, а дети не родились или не доросли. Ходил мимо, умилялся доске насчет того, что здесь выступал Ленин. Доска висела прямо на железной ограде зоопарка, а может быть и теперь висит.

***

Как я теперь понимаю, в девяносто первом наше кино находилось в состоянии грогги, то есть недоумевало, шлепнуться лицом на ринг или еще постоять. Мой друг Миша с двумя такими же начинающими сценаристами сходил в гости к известному сценаристу И. Тот как бы дремал, но услышав слово «доллар», зажегся, как лампочка. Убедился, что доллар не ему, и вновь впал в анабиоз.

Наши мастера тщательно и пытливо исследовали голливудский продукт, стараясь понять, что же тут стоит миллионы долларов.

– Все вы хотите снимать, как Феллини, – учил нас известный режиссер М. – Но этому обучить нельзя. Зато вот этому можно.

И крутил перед нами тупую американскую короткометражку. Как она была сделана, и впрямь каждый понимал. Другой вопрос – зачем.

– На нашем курсе, – говорил М., – учились два гения – Шукшин и Тарковский, да еще я своим трудом кое-чего достиг. – И добавлял после небольшой паузы, с плохо скрытой гордостью: – Но они умерли, а я живу.

Загвоздка была в том, что для нас Шукшин и Тарковский не вполне умерли. Но это оставалось за кадром.

Сценарист Ч. Уделял внимание вторичным признакам искусства.

– Такая машина должна быть у настоящего сценариста, – говорил он, вылезая из подержанного мерседеса.

– С чего начался М., – рассказывали нам про другого известного режиссера, – он взял аванс под один сценарий. И работа не пошла. И вот я встречаю его, а он говорит: я хочу вернуть аванс…

В этом мире вернуть аванс было примерно то же, что зарезать младенца. Избежать этого кошмара можно было, представив любую туфту обусловленного объема. Тогда договор расторгался, но аванс не возвращался.

– … и я говорю ему – ни в коем случае! Ты себя опозоришь. Ты хоть жопой садись на машинку, но отстучи своих двадцать страниц. Он так и сделал. Прочли, сказали – гениально. И началось…

Отчего-то эта деталь кочевала из легенды в легенду. Как из ахматовского сора, кино непременно росло из кича, дешевки. Ерунды. Надо было суметь попасть жопой по клавишам.

Мы выходили на улицу. Стояла нездоровая, сырая весна.

На рекламе значилось. КАМАЗ ИНКОРПОРЕЙТЕД. Рядом торговец убеждал клиента: – Это же дешевка! Где еще такую найдешь?

***

– Этот идет до тюрьмы? – спросила нас пожилая женщина, с трудом поднимаясь на площадку автобуса возле Краснопресненской. Что ж, и до тюрьмы тоже. Неподалеку, на Ваганьковском, хоронили академика К. Хлопоты поделили на многих получужих людей. Я был среди тех, кто ездил за крышкой гроба. На Шмитовском, в детской больнице мне пришлось забирать двухлетнего племянника. У меня даже не спросили документов. Вынесли молчаливого, беззащитного ребенка – вези, куда хочешь. Простые истории сами сочетались в орнамент, узор.

В беззубых проемах Пресни виднелся Белый Дом. Я помню, как его строили, – страшный остов на фоне фиолетового неба и полчища ворон.

По ту сторону Садового кольца я бывал в буфете ЦДЛ. Странное стоячее место, словно за кулисами литературы. Люди без возраста ожидают ангела, который подойдет к их столику и скажет вполголоса: «Ваш выход».

Ангел не скажет. Литературный процесс, претворение жизни в текст, переплелся с пищеварительным и усвоением алкоголя. Иногда кто-то встает, безумно оглядывается (будто ослепший или прозревший), замечает за дальним столиком дальних знакомых.

– Вы не помните меня? Я отгрыз вам лапу в семьдесят восьмом. У вас свободно?

– Садитесь.

Простая история. Сценарий был лучше.

***

Наступило лето и вместе с ним обсуждение наших работ. Молодых волков позвали на Совет Стаи. Седые самцы брюзгливо смотрели на нас. Нам не доставало новизны и простоты.

– Поймите нас правильно, – обратились учителя к Ф., – мы не против инцеста. Можно сказать, мы за. Вообще-то уберите все остальное. Пусть будет один инцест.

– Что такое инцест? – горячим шепотом спросил меня один провинциал.

– Кровосмешение, – ответил я. Кажется, он не понял. Я начал было пояснять, что кровосмешение не на булыжной мостовой, а… – но тут отцы плавно перешли к следующему.

– Это ново. Свежо. Охранник ведет ссыльного студента через тайгу. Только не надо студента – это укатит вас в политику. Пусть он будет уголовником. И не надо тайги, не надо так долго вести. А так – свежо. – Этот волшебный отзыв напомнил мне завет Введенского: «Считай каждый шаг мыши. Забудь слово „каждый“, забудь слово „шаг“. Мышь начнет мерцать. Оглянись: мир мерцает (как мышь)».