– Семейские, – вспомнил Джон, – истинно верующие с Алтая. Их раскулачили в тридцатые годы, сослали или отправили в лагеря, откуда они и бежали… – старообрядцы отлично управлялись с немногими расчищенными от леса участками пашни:
– Даже яблоки у них вызревают… – племянница поставила кадушку моченых плодов, – они все люди хозяйственные, аккуратные… – по немногим намекам, Джон понял, что среди жителей деревни имелись и бывшие белые партизаны:
– Как покойный Иван Григорьевич Князев, что твоего прапрадеда сжег в паровозной топке, – сказал он мальчику, – но то дела давно минувших дней, вспоминать о таком не стоит… – старообрядцы почти не выбирались в деревни и поселки на тайшетской трассе:
– У них даже соль своя… – герцог отправил в рот парню ложку каши, – а нас обеспечивает Генрих… – первая и последняя поездка Марии в Братск обошлась без неприятностей:
– Я его сразу отыскала, – девушка подтолкнула мужа вперед, – товарищ Миллер висел на доске почета, как лучший каменщик участка… – Теодор-Генрих откладывал оклад ударника и северные надбавки. По подсчетам Джона, денег и оставшегося золота Хомутова хватало на оружие и два чистых паспорта:
– Тебе бумаги не нужны, – он пощекотал толстый бок мальчика, – ты у нас пока обойдешься без документов… – разинув ротик с четырьмя зубками, Феденька сладко зевнул:
– Доедай, – Джон поцеловал мягкие, каштановые волосы, – папа с мамой придут из парилки и спать ляжете… – при заимке имелась рубленая по-черному банька:
– Здесь тихо, – Джона тоже клонило в сон, – воздух чистый, парню хорошо расти. Но это сейчас спокойно, а завтра могут появиться слуги Антихриста, как о них говорит Мария… – рожала племянница в деревне старообрядцев, с помощью местных женщин:
– Я сделала вид, что мы с Генрихом венчаны, – девушка покраснела, – что он православный. Они бы не поняли иначе, они люди другого воспитания… – герцог отозвался:
– Вы все равно, что венчаны, милая. Доберемся до Лондона и устроим свадьбу… – Феденька потер кулачками голубые, яркие глаза:
– Ты у нас в Волка пошел, – сказал ему герцог, – а подбородок у тебя папы, то есть бабушки твоей… – внук попытался забрать у него ложку. Каша была, как выражалась Мария, полбяная, на козьем молоке:
– Жадина, – ласково пожурил его Джон, – мама тебя еще грудью покормит, ты своего не упустишь… – он все время вспоминал Полину:
– С Маленьким Джоном мы встретились, когда ему три года исполнилось, – вздохнул герцог, – а Полину я купал, пеленал ее, кормил, как сейчас Феденьку. Господи, ей тринадцать лет, а мне два года до пятидесяти… – в сторожке было жарко натоплено, Джон держал мальчика на коленях. Ребенок бойко ползал по дощатому полу и пытался вставать:
– Чтобы гоняться за Цезарем… – рыжая лайка ждала Джона в сенях, – славный пес попался, жалко будет его здесь оставлять… – лайка опекала мальчика. Феденька часто засыпал, привалившись к ее мягкому боку:
– Ты отправишься в постель, – Маша разгородила комнатушку домотканой завесой, – а дедушка Джон пойдет на охоту, – герцог покачал мальчика.
Теодор-Генрих приезжал из Братска всего пару раз в месяц. Не желая мешать молодым, герцог в эти ночи отправлялся с собакой в тайгу. Цезарь застучал хвостом в сенях, скрипнула дверь, по ногам пахнуло холодом. Они прятались под тулупом Теодора-Генриха, Маша замотала голову шерстяной шалью.
– С ума сошли, – строго сказал герцог, поднимаясь, – минус тридцать на дворе, а у тебя ноги голые… – племянница носила валенки на босу ногу:
– Мы в снегу купались, дядя Джон, – Генрих стряхнул иней с тулупа, – идите, каменка еще горячая… – Джон накинул короткий полушубок:
– Пар не тот, – он передал Феденьку отцу, – я после охоты привык мыться. Укладывайте графа фон Рабе… – мальчик тихо посапывал, – и сами отдыхайте… – Генрих не мог оставаться на заимке надолго:
– Он провел здесь летний отпуск, сделал вид, что ездил на Байкал, но сейчас ему надо на рассвете возвращаться к машине… – Генриха ждало десять километров лыжного хода по глухому лесу. Юноша шутил, что именно его и надо посылать на Олимпиаду:
– У нас впереди еще парусный спорт, то есть управление катером, – отвечал Джон, – только сначала надо доехать до Сахалина, – свистнув Цезарю, герцог обернулся на пороге.
Холщовая занавесь даже не колыхалась.
– Пусть спят, они устали… – Цезарь потерся о его руку, – а мы с тобой, дружище, пойдем на белок или глухаря подстрелим… – в заимке Джон говорил по-русски, ради практики, но наедине с псом переходил на английский язык. Цезарь все отлично понимал:
Читать дальше