Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Часть вторая. Том третий

– Венчать Маргариту он отказался из уважения к приходскому священнику Джо… – жених посещал мессы в церкви Сен-Сюльпис, – а вести ее к венцу ни я, ни Иосиф не можем, придется это делать Виллему… – в телефонном разговоре барон де а Марк рассмеялся:

– Дядя Эмиль, не волнуйтесь. Я теперь чинуша в костюме, моя вольная жизнь в саванне закончилась. Я даже ношу галстуки на встречи с иностранцами…

Виллем считал себя африканцем:

– Понятно, что так, – подумал Гольдберг, – и он и Маргарита, можно сказать, повзрослели в Конго… – кроме статьи о кори, он нашел в журнале и работу доктора Евы Горовиц о лейшманиозе. В конце мелким шрифтом указывалось:

– С осени 1965 года доктор Горовиц становится специальным представителем Всемирной Организации Здравоохранения. В сферу ее ответственности входит помощь госпиталям развивающихся азиатских и африканских стран… – Ева собиралась заниматься и больницей Святого Фомы в Бомбее, где работала ее покойная мать, и госпиталем в Леопольдвиле, где пока трудилась Маргарита.

Отложив журнал, Эмиль повертел распечатанный конверт с официальными британскими штампами. Он избегал думать о профессоре Кардозо:

– Но я сказал Марте, что ему все равно не жить, – Эмиль затянулся сигаретой, – и добавил, что мои девочки не сгинут в СССР… – он еще не знал, как ему спасти Аннет и Надин, однако не собирался опускать руки. Маленький Джон, гостя в Мон-Сен-Мартене, много рассказывал о Наде:

– Не волнуйтесь за Аню, дядя Эмиль, – горячо сказал юноша, – Надя уверяет, что в колонии сидеть гораздо спокойней, чем… – Гольдберг скрипуче прервал его:

– Чем бегать по СССР, скрываясь от Комитета. Ладно, я хотя бы знаю, что мои девочки живы, а Марта с Волком понятия не имеют, что случилось с их детьми и внуком… – неделю назад Марта позвонила в госпиталь:

– Ник привезет пакет, – коротко сказала женщина, – то есть не сам Ник, а его охрана. Мы получили передачу недавно, надо было проверить содержимое. Личное письмо мы не читали… – личное письмо лежало в еще не открытом Гольдбергом советском конверте.

В дверь кабинета поскреблись. Эмиль быстро убрал пакет в ящик:

– Я все расскажу девочкам и Ладе, но я сначала я должен прочесть письмо сам… – он крикнул:

– Открыто, Роза… – на пороге появилась процессия. Роза несла горячий кофейник, Мишель тащила тарелку с кривыми булочками. Гамен умильно облизывался, помахивая хвостом:

– Ник звонил из Лувена, – старшая дочь зажала под мышкой присланную Гольдбергу из Вены книгу с автографом автора, – он выезжает. Я сделаю рыбный суп на ужин, вы оба его любите… – Мишель звонко сказала:

– Папочка, булочки с корицей, твои любимые. Мы с Розой пекли. Мама и Элиза спят, не беспокойся… – он пощекотал младшую дочь:

– Я и не беспокоюсь, мой пирожок. Лекарства работают, температура у них падает.

Встряхнув темными кудряшками, Мишель повертелась перед антикварным зеркалом.

– У меня болячек нет, – девочка сморщила носик, – папочка, ты пойдешь со мной за платьем… – наряд цветочницы для Мишель шила поселковая портниха. Роза налила отцу кофе:

– Мы с Ником собираемся на Ботранж, – сообщила девочка, – но я могу отвести Мишель к портнихе… – она положила «Человек в поисках смысла» Виктора Франкла на стол:

– Я все прочла, – Роза поправила пенсне, – надо обсудить книгу, папа… – Эмиль кивнул:

– Вернусь из Парижа, и все обсудим. В Вене хорошая аналитическая школа или ты нацелилась на Лондон… – в Лондоне преподавали ученики покойного Фрейда.

Роза отозвалась:

– Лучше я буду учиться у профессора Франкла. Но мне надо подналечь на немецкий язык.

Эмиль сверился с исчерканным вдоль и поперек карманным ежедневником.

– Идите на Ботранж, – разрешил Гольдберг, – завтра у меня операции только после обеда. Элизе можно вставать, она присмотрит за Ладой… – жене Гольдберг пока не позволял подниматься с постели… – он сжевал булочку:

– Очень вкусно, моя хорошая. Завтра утром навестим с тобой портниху… – пухлые ручки обхватили его шею, липкие губки ткнулись в щеку:

– Ты самый лучший, папочка, – горячо шепнула Мишель, – а мамочка увидит платье, когда мы вернемся домой, – Роза подтолкнула сестру к двери:

– Папе надо работать, а тебе чистить морковку для супа, – Мишель скривилась. Роза заметила:

– Но, если хочешь, поменяемся, получишь рыбу… – младшая дочка почти испуганно ответила:

– Нет, морковка лучше… – Гольдберг не мог не улыбнуться.

Девчонки ушли. Гамен с разбега вспрыгнул на продавленный диван. Постучав хвостом, пес угомонился. Щелкнув зажигалкой, Эмиль вернул пакет на стол. Искривленные пальцы подрагивали, но он не хотел рвать конверт. Отложив нож с ручкой слоновой кости, он вытянул на свет листочки из школьной тетрадки в косую линейку. Надин писала так, словно она училась у сестры Женевьевы в поселковой школе: