Марианна Федорова - Игнач Крест

Что же касается сильного и грозного тысяцкого Бориса Негочевича, то он, после смещения и избрания на его место Никиты Петриловича, бежал вместе с посадником Водовиком под сильную руку Михаила Всеволодовича Черниговского, а, вернувшись, через два года предался ордену и воевал с ним псковский пригород Изборск. Так что ему не только на Совет Господы, но и в самый Новгород путь был заказан.

Вот и собралось сегодня на Совет всего восемь человек, не считая отсутствующего князя Ярослава Всеволодовича, который заперся у себя на Городище, и уже семь дней как о нем ни слуху ни духу - с тех самых пор, когда пришло известие о несметных полчищах поганых, окруживших Торжок. «Ко времени занедужил», - говорили новгородцы. Приглашены были, правда, еще четверо кончанских старост от каждого из новгородских концов. Двое с Торговой стороны Волхова - от Плотницкого и Славенского концов, и двое с Софийской стороны - от Неревского конца богатых и знатных и Людиного, или Гончарского. Но они что-то задержались, ожидая, наверное, друг друга, и только сейчас послышались их громкие голоса и ржание коней.

Трое из кончанских старост были люди бывалые, многое повидавшие на своем веку. Староста же Людиного конца Матвей, совсем еще молодой, почти отрок, избранный согражданами за необыкновенную смысленность, впервые был на Совете Господы и с откровенным любопытством рассматривал владычную палату с ее пышным убранством, так не подходившим, казалось, ее смиренному хозяину.

Между тем, словно желая помешать говорить посаднику, владыка произнес тихо, но его хорошо услышали все:

- Гибнут сыны и дочери наши в обложенном погаными Торжке, гибнут в огне и сече. Господь разве не заповедал нам помогать ближним своим, а паче страждущим? Торжок - наш пригород, единое с нами тело, плоть и кровь наша, - сказал и скорбно замолчал.

- Истинно говоришь, владыка, истинно, - пробасил от дверей тысяцкий Никита Петрилович. - Да, мы с Торжком одна плоть и кровь, одно тело. Ну а ежели раненая рука или нога загноится, начнет синеть и пухнуть, что тогда делать? Отсечь надобно. Все равно не сохранишь, а не отсечешь - все тело погубишь. Разве не так? До кровавых слез жалко, а что же иное делать?

Тут вскочил сухонький, вертлявый тысяцкий Семен Емин и закричал, размахивая длинными, не по росту руками:

- Цто несешь, недоумок? Рука или нога, а тут души целовецеские! Рази душа в ногах или руках обретается?

Однако Никита Петрилович, ничуть не смутившись, ответствовал:

- Да ведь это у кого как да и когда как. Вот когда ты от ливонцев ноги уносил со своей ратью, поди-то душа твоя в пятках и пребывала!

Семен покраснел и начал было сыпать ворчливой скороговоркой, которой научился у низовских воев, однако был прерван Степаном Твердиславичем:

- Браниться будете потом, господа тысяцкие. Сейчас дело говорить надо.

Спорщики примолкли. Тогда поднялся Федор Михайлович и слабым своим голоском спросил, обращаясь к Никите Петриловичу:

- Готов ли ты, батюшка, встретить лихие времена?

Степенный тысяцкий уставился на Федора Михайловича круглыми, немигающими глазами, густым басом ответил:

- Исполчается сам Новгород, все волости, все пригороды его. Повсюду куют оружие, доспехи, готовятся к ратному делу. Сотские проводят учения.

- Я не о том, - все тем же слабым голосом, но упрямо проговорил Федор Михайлович. - Что оружие и доспехи куют и к рати готовятся, я сам вижу, только я о другом. Ты вот по должности и над иваньскими купцами старшой - все Иваньское складничество* у тебя под началом. Так ведь? А нет в Новгороде добрых купцов богаче…

* И в а н ь с к о е с к л а д н и ч е с т в о - организация купцов, торговавших воском, едва ли не богатейшее из купеческих товариществ. Центр его был в церкви Ивана на Опоках у Ярославова дворища, на Торговой стороне.

- Дядя Федор, - с досадой, но с оттенком почтительности прервал его посадник, - дело, дело говорить надо!

- А я дело говорю, Степан, - не давая себя сбить с толку, кротко, но настойчиво продолжал Федор Михайлович. - Когда князь Ярослав Всеволодович засел в Торжке и перекрыл подвоз жита и другой снеди с низовских земель, все помните небось, какой голод начался в Новгороде и волостях наших?

- Такое не забывается, - раздалось несколько голосов.

- А вот забыли же - опять призвали Ярослава на княжение…

Степан Твердиславич нетерпеливо тряхнул головой, однако Федор Михайлович, словно не заметив этого, продолжал так же медленно, слабым голосом: