Вадим Огородников - Киев – Бердичев. Сахалин – Хабаровск. Рассказы старого офицера. Бытие. Книга 3

И осталось в борьбе за место в учебном процессе училища менее, чем три человека на одно место. Здесь уже фактически не было препятствий для средних знаний, и, все же, ребята из слабых сельских школ поступить не смогли. Если учесть, что льготниками были представители национальных кадров, для комплектования национальных дивизий, типа грузинских, армянских, казахских, азербайджанских, которые через пару лет были расформированы по элементарным причинам внутренних конфликтов. Гонору и, например, грузинского высокомерия – хоть отбавляй. Горький в своем произведении «Мой спутник» был очень прав.

Большинство представителей льготных национальностей были очень далеки от каких – либо знаний, в особенности, русского языка, математики, географии. Многие из них еще на этапе поступления пытались организовать традиционные для своих мест базары, товарообмен, куплю – продажу. Это все в процессе обучения было искоренено и забылось, как позорное прошлое.

Все, кто прошел через физ. подготовку, язык и математику – были зачислены. Сформированы взводы, роты, батальон, который состоял из трех рот и представлял собой курс.

Вадим попал в роту тяжелых машин, в первый взвод, сформированный из наиболее грамотных парней, что преследовало изначально, цель – иметь лучший взвод в роте, быть готовым к «показухе». Во взводе было двое ребят из Армении, один грузин, один молдаванин, остальные из России и Украины. Парни из республик конкурса по росту не проходили, и единственным условием было, чтобы хоть немного они понимали русскую речь. Впоследствии, года через два, они прекрасно изучили язык, с удовольствием читали русские книги. Многие украинцы и русские проявляли интерес к армянскому языку и грузинскому. С удовольствием обучались и общались.

Одели всех по солдатской норме в кирзовые сапоги, хлопчатобумажные гимнастерки и шаровары, выдали портянки и пилотки. Постригли наголо. Зрелище было весьма непривычное. Начался месячный курс молодого бойца, включающий в себя элементарные знания уставов и поведения военнослужащего, с последующей клятвой на верность отечеству, или попросту военной присягой.

Присягу принимали в торжественной обстановке, при построении всего училища, в первый день учебного года, который начинался первого октября.

После присяги курсантов разрешено было отпускать в увольнение в город, до вечерней проверки (поверки, на воинском жаргоне, узаконенном уставами).

В увольнение хотели все. Очень хотелось после месячной маршировки, хождений в строю даже в столовую, побыть какое то время на свободе. Но, учитывая потребности друг друга, и, зная кому из нас есть необходимость быть в городе прежде других, Вадиму выпала первоочередная удача. Ему необходимо было уладить личные дела. Поход в городское увольнение сопровождался целым рядом процедур, на первый взгляд, лишних, но без них ты в увольнение не пойдешь.

Во первых, ты представляешься командиру отделения для осмотра на предмет внешнего вида, подстриженности, побритости, подшитости (воротничек гимнастерки должен быть подшит белым материалом, чистый, выглядывать над кромкой воротничка на толщину спички), наглаженности одежды и чистоты сапог. Пуговицы должны блестеть, ременная пряжка начищена, все имеет значение.

В момент, когда предстоит отправка в город, все увольняемые выстраиваются и представляются старшине роты. В те времена выдавались на руки каждому увольняемому личные знаки, представляющие собой штамповку на алюминиевом квадрате. На знаке – личный номер, записанный в красноармейской книжке, а также наименование воинской части. Личный номер присваивался на весь срок службы красноармейца (курсанта). Наличие у солдата или курсанта личного знака свидетельствовало, что он отпущен в город до вечерней поверки на законном основании. Патрулями проверялся вместе с красноармейской книжкой.

После проверки старшиной внешнего вида и выдачи личных знаков курсанты представлялись дежурному по училищу, и после соответствующего напутственного инструктажа можно было пересекать линию ворот.

Эта процедура была преодолена, и наш герой двинул на трамвае №23 в город, где на улице Красноармейской был Киевский Институт физической культуры и его общежитие. На этой же улице в те времена находился Киевский цирк, который в конце пятидесятых переехал на площадь Победы. Но это уже не при Вадиме. Он взял билеты на лучшие места, цирковое искусство всегда привлекало и его и Галю, и с билетами уже пошел к ней в общежитие. Пройдя кордоны вахтеров, нашел ее комнату. Встретились. В комнате жило человек шесть девчат, каждая занималась своим делом, некоторые спали, кто-то сидел над учебниками. Встреча была слегка натянутой. Такой настороженности Вадим не замечал за ней никогда ранее. Свидание в комнате общежития на глазах у интересующихся кумушек было неудобным. Позвал сходить в цирк. До представления было еще добрых два часа. Решили перед представлением прогуляться. Идут по красивой улице, заметно, что Галя стесняется чего-то, чувствует себя неловко. Разговоры велись отвлеченные, и по поведению своей дамы Вадим пришел к выводу, что ей не нравится его теперешний статус. Напрямую ничего не было высказано, но чувствовалось.