Константин Петришин - Битва за ясли господни

«Значит, представляется возможность, – подумал Николай Павлович, – набрать еще не менее 40—50 тысяч…»

По мнению князя Паскевича под Оттоманской Портой было до восьми миллионов христиан.

Не дождавшись ответа от Николая Павловича, Александра Федоровна продолжила.

– Мне рассказывали, что по всему Черноморскому побережью на протяжении 900 верст деревнями живут греки. Турки же занимают только города. Ты знаешь, как греки и прочие туземцы называют тебя? Белым царем! Вот и подумай, белый царь, нужно ли пренебрегать уважением народов, которые видят в тебе освободителя?

До конца прогулки Николай Павлович так и не ответил на вопрос императрицы. Что-то мешало ему признать правоту Александры Федоровны и сделать всего на всего один, но решительный шаг. Однако это означало, что он должен был переступить через себя… Решив, что все происходящее делается не людским умом, а божьим судом, он успокоился.

…9 июня Николай I отъехал из Красного Села и прибыл в Петербург. В этот же день он приказал военному министру князю Долгорукову отправить наместнику на Кавказе князю Воронцову необходимые указания на случай войны с Турцией.

А 10 июня собственноручно написал Главнокомандующему экспедиционным корпусом князю Горчакову письмо следующего содержания:

«Уважаемый князь Михаил Дмитриевич, в получении окончательного отказа Порты в принятии наших условий я уже не сомневаюсь. А по сему, 15 июня начать переправу через Прут на молдавской границе и занять Дунайские княжества, не объявляя войны, но, объявив, что войска наши займут эти области в залог, доколе Турция не удовлетворит справедливые требования России. Для занятия княжеств назначаются: 4-й и 5-й пехотные корпуса, неполная 15 пехотная дивизия, 5-я легкая кавдивизия и три донских полка, расквартированные на территории Подольской губернии.

При совершении этого предприятия, отнюдь не переправляться через Дунай и избегать враждебных действий, которые допускаются только в том случае, если турки, перейдя сами на левый берег Дуная, не отступят перед нашими войсками или первыми начнут бой. Лучшим способом для предупреждения подобного сопротивления представляется быстрое занятие княжеств легким авангардом конницы, за которою должна следовать пехота на ближайшем расстоянии.

Войска 15-й дивизии неудобно вести далее Галаша, ибо в случае сбора турецких войск в Бабадаге, турки не могли бы, не встретив сопротивления в Нижнем Дунае, прорваться в наши пределы. К тому же расположение 15-й дивизии на Нижнем Дунае, присутствие там нашей флотилии и сооружение моста в Измаиле, о котором мы с вами уже говорили при нашей встрече в Варшаве, будут держать турок в недоумении, не намерены ли мы переправиться через Дунай по примеру 1828 года.

Черноморский флот, оставшись у наших берегов, отделяет лишь крейсеры для наблюдения за турецким и другими иностранными флотами и уклоняются от боя.

В таком положении, протянув по Дунаю цепь казачьих постов, поддержанную резервами и, избрав для прочих войск здоровые лагерные места, надлежит ожидать, какое впечатление производит на турок занятие Княжеств.

Если упорство Оттоманской Порты заставит нас усилить понудительные меры, то тогда предлагается, не переходя через Дунай, объявить блокаду Босфора и, смотря по обстоятельствам, разрешить нашим крейсерам брать турецкие суда в море. Тогда же имеется в виду предупредить турецкое правительство, что дальнейшее его упорство может иметь последствием объявление независимости Дунайских княжеств и Сербии.

Желательно, чтобы Австрия, разделяя наши виды, заняла Герцеговину и Сербию».

Николай I поставил точку, подумал и дописал:

«Ежели не подействует эта угроза, то наступит время её исполнить, а в таком случае признание независимости Княжеств будет без сомнения, началом разрушения Оттоманской Империи».

Не перечитывая письма, Николай I вызвал дежурного флигель-адъютанта и приказал курьерам отправить его немедля князю Горчакову. Затем пошёл в дворцовую церковь и долго молился в одиночестве, пока за ним не пришла только что вернувшаяся из Красного Села с дочерьми императрица.

…В 7 часов вечера, как всегда, подали в столовую чай. Николай Павлович сел за стол между дочерьми, а императрица села напротив них. И вдруг улыбнулась.

– Вы, сударыня, чему улыбаетесь? – нарочито серьезно спросил Николай Павлович.

– Картину с вас писать можно, – ответила Александра Федоровна.

– Вот и прикажите написать, – согласился Николай Павлович. – Дочери не часто навещают теперь родителей. Хотя бы на картине будем их видеть.