Василий Шавлюк - Труд и Дом. Воспоминания и размышления

После освобождения нам (мне, Карповичу Юре, Харитону Толе, Борода Володе, Радкевичам Мише и Пете, Конопелько Вале, Сымановичу Толе, Баслык Ире, Жамойдин Жене, Тукайло Нине, Шустицкой Ане) обучение при оккупации было зачтено и я в 13 лет уже имел документы о 7-летнем неполно-среднем образовании и мог уже поступать в техникум, что я и сделал, но об этом будет сказано в другой главе. А сейчас продолжу о жизни при оккупации.

Первый год жизни населения деревни ничем почти не отличался от польского владычества: платили земельный налог, страховку, участвовали в общественных работах (в основном ремонт местных дорог, железнодорожных путей), привлекались на бесплатную добычу песка и его погрузку на платформы, на лесозаготовки. Для молодёжи рекламировалась поездка на работу в Германию, но откликнулась на сладкие обещания только одна девушка из соседней деревни, правда, после войны она благополучно вернулась домой. Потом немцы обложили население не только трудовой повинностью, но и натуральной: сдавать нормы (правда, не очень обременительные) по мясу, молоку, маслу, овечьей шерсти, яйцам и др.) Зато население имело возможность пользоваться пастбищами, сенокосными участками, лесными угодьями, ловлей рыбы в реке Западная Березина. Осевший в бывшем имении пана Волчацкого какой-то немецкий ставленник-голландец довольно сносно относился к местным жителям. Правда, один раз от немца мне досталось за недосмотр моей вредной Поземки, а за ней и другими коровами, залезшими в какие-то посевы. Немец их согнал в конюшню и грозил сдать на мясо. Мы были в панике, слёзно просили отпустить и когда я получил разрешение забрать свою корову, немец на выходе из конюшни меня стеганул плёткой (правда, через одежду и было не больно). Другие немцы к нам, детям, относились лояльно. Изредка угощали сахарином, эрзац-печеньем и шоколадом. Один солдат возил на грузовике из леса брёвна через местечко Забрезье, где была наша школа, мы его ожидали после занятий и он нас подвозил на этих брёвнах 5 км до станции Воложин. Это нам было очень хорошо – ведь из 7 км путь пешком сокращался до 2. Он не следил за безопасностью и нашей посадкой – кто как успевал, так и ехал. У немцев было принято на грузовиках ездить на подножках кабины, и если эти места были свободны, мы их с удовольствием занимали.

Были в Белоруссии и националисты. Это с их подачи корёжился белорусский язык, его фонетика и морфология. А это сказывалось на ломке устной и письменной речи. Так, сдвоенные согласные с последующей мягкой гласной должны были разделяться мягким знаком (насеньне, паленьне, карэньне и т.д.). Были и другие «нововведения», которые очень усложняли обучение. Была новая грамматика белорусского языка. Был новый белорусский гимн (он так врезался в память, что и по сей день его помню), был герб в виде скачущей белой лошади со всадником, щитом и мечом, флаг был бело-красно-белый, приветствия звучали словами «жыве Беларусь!» (ответ – «жыве!»), обращение: к мужчинам – «спадар», к женщинам – «спадарыня». Издавалась на родном языке белорусская газета (она так и называлась), на русском языке —газета «За Родину», иллюстрированный журнал «Новы шлях» («Новый путь»), песни, стихи и т. д.

В конце 1942 года и в 1943 году отношение немцев к местному населению и само их поведение резко изменились. Активизировалось партизанское движение, участились диверсии на дорогах, нападения партизан на немецкие гарнизоны, комендатуры, учреждения.

От каждой деревни немцы требовали обязательно избирать старосту, отвечающего за порядок в деревне, выполнять задания по налогам, натуральному обложению продуктами, выполнению трудовых повинностей и др. Но все жители деревни чувствовали без всякой агитации, что немецкая оккупация является временной, давали понять об этом и партизаны. Таким образом, ни один из жителей не соглашался быть старостой, под любым предлогом уклонялись, прятались. Тогда немцы принудительно, под смертельной угрозой их назначали. В нашей деревне мужчины при такой смертельной угрозе решили назначать старостой каждого по очереди и только на определённый срок. Об этом знали и партизаны, требовали всячески не выполнять эти немецкие задания. Поэтому, после освобождения территории от немецкой оккупации, советские органы заслушали объяснения бывших на короткое время «старост», никаких претензий им не предъявили, поскольку и никакого вреда населению они не причинили.

В этот период в нашей местности широко развилась «рельсовая война», когда минировался и наш участок железной дороги Лида – Молодечно-Орша. Взрывы на мостах и на железной дороге выводили из строя живую силу и технику противника. Для предотвращения этих потерь и блокирования железной дороги немцы предпринимали отчаянные усилия: очищали вдоль ж. д. полосы на 50, 100 метров, усиливали патрулирование, охрану, перед паровозами гнали 2 – 3 платформы с песком, но ничего не помогало, взрывы и диверсии продолжались. Эпогеем был взрыв в резиденции самого генерального гауляйтера Белоруссии, личного друга Гитлера – Вильгельма Кубэ. Говорили, что после этого взрыва весь немецкий взвод охраны Кубэ и некоторые из обслуги были немедленно расстреляны. Этот взрыв был организован партизанами через горничную самого Кубэ —Елену Мазаник, которая подложила в постель гауляйтера специальную бомбу с часовым механизмом, а сама благополучно скрылась в партизанском отряде, впоследствии получила Золотую Звезду Героя Советского Союза.