Александр Брыксенков - Рижские цветы

Детприемник, куда доставил его милиционер, размещался в красивом двухэтажном доме, обнесенном остекленной верандой, некоторые окна в которой были выбиты. Лешка решил, что раньше в этом доме жил буржуй.

Размещался дом в уютном садике, конечно, с сиренью и тюльпанами. Лешка ходил по газону перед домом и собирал разбросанные там и сям простыни, одеяла, табуретки, подушки и т. п.

Когда он прибыл в дет. приёмник, то попал первым делом в санитарный блок, где всю его одежду сожгли в печке. После помывки под душем ему выдали чистую одежду. Она была необычной: оранжевые штаны, клетчатая рубашка и зеленая курточка. Объяснили, что все это американское.

Затем его накормили и сказали, чтобы он ждал дальнейших распоряжений. В ожидании оных он бродил по дому, изучая его планировку. В помещениях было пусто. Он был единственный воспитанник.

Прежние обитатели распределителя оперативно покинули его, а новые еще не прибыли. Вернее не покинули, а их покинули, т.е. экстренно растолкали по детдомам, спец. школам, ФЗО, спец. училищам. А приключилось это потому, что двадцать пять воспитанников, содержавшихся в распределителе подняли бунт, устроили тарарам. Что-то им не понравилось за завтраком.

Со свистом, криком, матом они переворачивали койки, крушили тумбочки, ломали столы. В распахнутые окна выбрасывали на улицу мебель, подушки, постельные принадлежности. Кто-то из пацанов писанул подушку и в воздухе замельтешили перья.

Воспитательница Глафира Федоровна вызвала подмогу. Прибывшая милиция быстро угомонила буянов, после чего началась их рассортировка.

Глафира Федоровна выглядела лет на пятьдесят. Это была сухощавая женщина с высоко поднятой головой, осененной копной густых седоватых волос. Под стеклами больших очков просматривались внимательные, строгие глаза. Брови имела слегка нахмуренными, губы – плотно сжатыми.

Родилась она в Риге в русской семье. Родители постарались в трудное послевоенное время дать ей хорошее образование. Во времена Ульманиса она преподавала в русской гимназии латышский язык.

В систему МВД она подалась чисто из меркантильных соображений: оклад хороший и продуктовые карточки повышенной категории. Как воспитатель специального детского учреждения выглядела она очень даже хорошо. Воспитанники её слушались и уважали. Это благодаря её влиянию недавний детский бунт не перерос в стадию физических расправ.

Глафира Федоровна отыскала Лешку и нарядила его на уборку хлама, набросанного бунтарями на газон. Вот он и стал ходить по газону подбирая одеяла, подушки, стулья, выкинутые из дома малолетними буянами. С работой он справился до обеда, а после обеда стали прибывать новоселы. Процесс заполнения распределителя протекал быстро. Уже через неделю за столами в столовой сидели двадцати пять мальчиков. Хотя и не мальчиков вовсе, а глядящих изподлобья самостоятельных существ.

Особняк на улице Баложу.

Все они были воришками. Без этого беспризорнику не выжить. Все они знали как достать пищу, как разжалобить тетеньку, как устроиться на ночлег. Они еще не ботали по фене, но пересыпали свою речь словечками, распространенными в преступной среде.. Они еще не стали урками, блатными, но к этому стремились. Во всяком случае старались подражать взрослому ворью.

Вот и этот рыжий пацан нагло заявлял себя как бы вожаком, бугром. Рассказывал о своих подвигах, показывал кольцо в которое был вмонтирован кусочек лезвия, мол, таким устройством очень удобно резать сумки, портфели, карманы. За него уже держали мазу три пацана типа шестерки.

И мальчишеское общество разбилось на две враждебных группы: у Рыжего появился соперник, и к нему примкнули те, кто был недоволен Рыжим. Начались конфликты.

Лешка как-то незаметно стал правой рукой Глафиры Федоровны.

Помогал ей во всем, выполнял её поручения. Рыжему это не нравилось и он однажды при всех нагло обратился к Лешке:

– Ты, что, козел, стучишь Глафире?

– Сам ты козел! Падла рыжая.

– За падлу ответишь! Перед ужином. За сараем.

Это был вызов. Увиливать от вызова нельзя. Иначе вечный позор.

Беспризорники военного времени

– Приходи, приходи. Только не обосрись, – Лешка внешне бравировал, а в душе трясся. Он знал. что ему достанется. У Рыжего же три подпевалы. Они не будут драться, но будут всячески мешать Лешке.