Ярослав Питерский - Жертва для магистра

Нина, не хотела верить услышанному. Она, встала со стула и сжав кулаки – двинулась на майора. Ольга схватила ее за плечо и попыталась остановить, та сбросила ее руку. Нина подошла к милиционеру и схватив его за рукава кителя возбужденно прошептала:

– Вы! Все! Будете мучиться! Все! Вы! Поймите, если с ним, что – то случиться, вы будите повинны в этом!!

Майор, посмотрел в ее напряженное лицо и ничего не ответил. Ольга тоже всхлипнула и заплакала. Нина, обернувшись на подругу тихо и как-то обречено произнесла:

– Пойдем, Оля! Нам нужно полагаться – только на себя! Мой мальчик, он ждет, он просит помощи, я чувствую…

С этими словами она медленно вышла из кабинета. На столе у майора осталась лежать помятая фотография Эдика Павлова. Мальчик на ней мимо улыбался…

Гулкое эхо отражалась от любого шороха в огромном пустом помещении. Горящие факелы, громко потрескивали и пытались бороться с темнотой. Но их свет был слишком слаб в неравной борьбе с мраком. На бетонном полу горели свечи. Огромное множество белых восковых пальцев стояли в причудливой форме пентаграммы. Посредине на широких досках лежало тело юноши, завернутое в черную тряпку. Кожаные ремни крепко опутали щуплое тело и впивались в него словно пиявки. Юноша был жив. Он не мог шевелиться, но все слышал. Где-то вдалеке зазвучали шаги. Зловещий топот десятка людей и шелест их одежды. Юноша попытался повернуть голову, но не смог. Десять теней в остроконечных черных капюшонах обступил горящий круг…

Магистр, вскинул руки и поднял кривой длинный стилет. Сталь зловеще блеснула в тусклом свете свечей:

– И дано ему было вложить дух в образ зверя! И говорил, и действовал так, чтоб убиваем, был всякий – кто не поклоняется образу зверя!

Звучал властный и низкий голос Магистра. Его черный капюшон, обрамленный золотой нитью скрывал лицо. Видны были лишь губы, временами, оголявшие ровные белые зубы.

– Братья! Кто вошел в круг нашей веры?! Истинной веры! Истинного создателя! Повелителя – тьмы и смерти! Борца с лживой религией немощных мирян! С их фальшивым пророком – назаретянином! Братья! Кто вошел в круг?! Ответьте мне!

По огромному помещению прокатилась волна вздоха. Люди в темных накидках вздымали руки в ответ на это клич. Зазвучал гулкий хор голосов.

– Мы наш магистр!!! Мы вошли в этот круг!!!

– Слышите ли вы меня?!

– Да наш магистр – слышим!!! – отражалось эхо голосов.

– Кто вошел в наш круг – больше не может из него выйти! Это закон нашей веры! Кто открыл тайну – заслуживает кары! Но заслуживает ли кары – кто собирается открыть нашу тайну?!

– Да, наш магистр – да!!!

– Какой кары?! Заслуживает тот – кто хочет открыть нашу тайну?

– Смерти наш магистр!!! Смерти!!!

– Что есть настоящая смерть?! Быть убитым? Это удел их веры – чуждой веры! Убивая отступников – мы предаем повелителя тьмы! Но отступник, должен убить – сам себя! Это единственный грех – их веры, становится благим повелителю! Повелителю смерти и тьмы!

– Повесить!!! Повесить, повесить!!!

– Повесить – достойная смерть! Весящий Иуда – был, первым апостолом сатаны! Он первый открыл – истинную смерть!

– Повесить!!! Повесить, повесить!! – звучал резонансом гул голосов.

Зловещий хор прерывался низким мычанием.

– М-м-м… М-м-м… – неслось по пустому пространству.

Магистр вновь взмахнул кривым стилетом и приблизился к жертве. Юноша в центре пентаграммы задрожал, чувствуя его приближение.

– Святое животное! Может его причастить, причастить, к подготовке вечной жизни для повелителя тьмы! Несите святое животное – семь жизней! Семь жизней!

Из глубины темноты появилась фигура в белой накидке. В руках у человека билась связанная веревкой кошка. Она шипела и пыталась вырваться. Человек в белом приблизился к магистру, и положил несчастное животное – у его ног. Магистр, взмахнул стилетом и произнес:

– И дано было ему вести войну со святыми и победить их! И дана была ему власть над всяким коленом и народом! И языком, и племенем!!!

Острое лезвие пронзило тушку. Бурая кровь хлынула на грязный бетон. Капли ее зашипели – попадая на горящие свечи. Кочка корчилась в агонии и дико рычала. Стилет продолжал безжалостно кромсать ее внутренности. Когда животное затихло, магистр отрезал ей голову и положил ее на несчастного юношу в центре пентаграммы. Тот трясся от страха, но криков не было слышно – его рот был плотно заклеен.

Настоятель благовещенского храма отец Михаил открыл тяжелую дубовую дверь. Запах воска и ладана остался в помещении. Батюшка перекрестился на икону висевшую, на фасаде церкви и спустился по ступеням. Священно служитель, поправил большой, серебренный крест на груди и взглянул на небо. Хмурое февральское утро навивало непонятную тоску. Отец Михаил взглянул на оградки могил и несколько нищих сидящих невдалеке, постояв в нерешительности, он пошел к ним. Нищие, увидев батюшку – начались креститься и спрятали за спины свои банки с подаяниями. Священник, подойдя по ближе, покачал с укором головой: