Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга вторая. Том пятый

Аарон поскреб темную бородку. Со времен Южной Америки он часто пренебрегал бритьем:

– Тиква смеется надо мной, – улыбнулся он, – говорит, что я разыгрываю Хемингуэя, – Аарон задумался, – но ведь декорации у нас самые простые, а актер, кроме Тиквы, нужен только один…

Аарон познакомился с чешским режиссером Иржи Менцелем на церемонии вручения Оскаров. Его фильм, «Поезда под особым наблюдением», получил статуэтку за лучшую ленту на иностранном языке:

– Во время просмотра, я, как публика сейчас, сидел не двигаясь, – вспомнил Аарон, – он великий мастер, – по словам Менцеля, его фильм разрешили к показу в Чехословакии только потому, что речь в картине шла о войне:

– Со второй лентой мне так не повезло, – хмуро заметил режиссер, – там я не слишком жалую коммунистов, – «Жаворонки на нитке» рассказывали о бригаде перевоспитания на заводе:

– Туда после войны отправляли так называемую буржуазию, – объяснил Менцель, – якобы для перековки…, – приятель, правда, не терял надежды, что правительство Дубчека разрешит фильм к прокату:

– Прага сейчас совсем другая, чем даже пару лет назад, – он дошел до конца письма, – приезжай, ты не пожалеешь…, – в Вене имелась копия «Че»:

– Я смогу показать фильм, – понял Аарон, – и я могу выйти на сцену с Тиквой, как второй актер. Это, разумеется, если она согласится поехать в Прагу…, – он прислушался:

– Я прижмусь к двери комнаты…, – готовясь к роли, Тиква занималась с логопедом, – отец сразу поймет, что я исполнен готовности немедленно вернуться к себе…, – они долго добивались нужной интонации и тембра голоса. Аарон поставил спектакль и много раз видел его на сцене:

– Но у меня все равно мороз по коже идет, – он поежился, – так говорило бы животное, обрети оно дар речи…, – Аарон знал хронометраж постановки наизусть. Зал взорвался аплодисментами, Аарон поднялся:

– Сварю кофе для Тиквы, – он сунул письмо в карман, – о приглашении мы поговорим вечером…, – подхватив стул, Аарон отправился в гримерку.

Генрик предпочитал проводить деловые встречи в гостиничных вестибюлях. Портье роскошных отелей Европы и Америки, зная о его привычке, всегда устраивали маэстро где-нибудь в уединенном углу:

– Но рядом с роялем, – он повертел носком сшитого на заказ в Лондоне ботинка, – они помнят и о том, что я люблю сесть за инструмент, инкогнито, так сказать…, – разумеется, никакого инкогнито давно не существовало.

Краем глаза Генрик заметил расположившихся на диванах парней с хорошими фотокамерами:

– Это не стрингеры, – Тупица слегка усмехнулся, – у тех нет денег на технику от «К и К». Эти ребята из приличных газет…

Генрик и Адель недавно снялись в рекламе стереофонического музыкального центра, как «К и К» назвало новинку:

– Здесь ее тоже напечатали в журналах, – вспомнил Тупица, – продукция расходится, как горячие пирожки…, – в рекламной студии его усадили на дорогую кушетку испанской кожи, рядом с античным бюстом:

– Вы находитесь в творческом сосредоточении, мистер Авербах, – заявил глава рекламного отдела, – вы думаете о будущем концерте…, – Адель, в платье, напоминающем хитон, смотрела прямо на предполагаемого зрителя:

– Вы тоже, миссис Майер-Авербах…, – парень повертел рукой. Адель ехидно поинтересовалась: -Что, тоже думаю? Теперь женщинам в рекламе можно думать, а не просто подавать пластинки хозяину, словно дрессированная собачка…, – парень даже обиделся:

– Мы никогда такого не снимали, – буркнул он, – совет директоров не одобрил бы подобной рекламы…, – Адель подытожила:

– И очень хорошо. Но кто придумал этот лозунг:

– Для него. Для нее. Первое стерео для всех ваших нужд…, – жена скривилась. Рекламщик отозвался:

– Согласно данным опросов, мужчины и женщины все-таки слушают разную музыку, миссис Майер-Авербах…, – Адель только закатила глаза. Тупица не очень любил домашние магнитофоны, настаивая на том, что качество записи в них страдает:

– Но «К и К» мы не могли отказать, – он рассеянно листал свой календарь, – в конце концов, это семья…, – он вспомнил главу рекламного отдела:

– Парень мой ровесник, ему тридцать, а он все еще носит джинсы, кеды и майку с битлами. Но на руке у него золотой ролекс и ездит он на отличной машине. Хотя в их бизнесе принято одеваться на молодежный манер…, – Генрик, как он сам говорил, проводил черту между свободным временем и работой:

– Если я преподаю на мастер-классе, – говорил он, – это все равно работа. Я не появлюсь перед студентами в шортах и кедах и не выйду в таком виде на сцену…, – ботинки были легкими, парусиновыми. Он носил изысканно потертые джинсы и помятую льняную рубаху. Отложив календарь, Генрик допил свой эспрессо: