Леонид Шувалов - Суд праведный

Платон Архипович, шумно дыша, лежал рядом с пышнотелой супругой, и ему было хорошо, тепло и спокойно. Но когда задребезжал колокольчик, сразу открыл глаза. Осторожно сняв с плеча голову Артемиды Ниловны, пристав натянул брюки, сапоги и поспешил к двери.

– Чего тебе? – недовольно спросил, увидев трясущегося от утреннего морозца урядника. – Этакая рань, а ты уже тут…

– Извините, ваше благородие, что побеспокоил, – придав своему кирпично-красному, с синими прожилками лицу подобающее выражение, рявкнул тот. – Час назад староста Мануйлов обнаружил у своего дома крестьянина Кунгурова с проломленным черепом.

– Вот те на! – досадливо поморщился Збитнев.

– Стражники ужо должны прибыть к трупу, – продолжая пучить круглые бесцветные глаза, отрапортовал урядник.

– Ладно, Фёдор Донатович, ступай… Сейчас буду…

Войдя в гостиную, Збитнев глянул на свернувшегося в калачик на диване учителя Симантовского, хмыкнул и налил себе рюмку водки. Услышав характерные звуки, Симантовский немедля открыл глаза, скинул тулуп, служивший ему одеялом, медлительно поднялся:

– Не сочтите за труд, Платон Архипович, плесните глоточек и мне.

Пока пристав отыскивал в буфете чистую рюмку и наполнял ее, учитель успел обуться, а залпом осушив поданную приставом рюмку, довольно улыбнулся.

– Благодарствуйте! – причмокнув губами, простодушно глянул: – Что? Сбылись мои опасения?

Пристав недоуменно поднял брови:

– Это вы о чем изволите?

– Ну как же, – ссутулившись, сказал Симантовский. – Я же вам давеча твердил: русский мужик за такой позор, как насильничество, и убить может.

– Слышали, стало быть?

– Ага, – протягивая руку к подвявшему кусочку соленого огурца, кивнул учитель. – Доклад вашего урядника…

Становой пристав задумчиво подкрутил ус, тряхнул головой:

– Да… Пожалуй, это и верно…

Через четверть часа Збитнев вместе с увязавшимся за ним учителем прибыл на место происшествия. Мужики молча расступились перед ним.

Старик Кунгуров лежал в проулке под заплотом. Глаза его, как обычно, были полузакрыты, казалось, он исподтишка всматривается в собравшихся. Кривились тонкие, искаженные злой ухмылкой губы. Пальцы правой руки скрючились, захватив снег и клочки соломы, разбросанной по переулку. Лишь снежинки, не тающие на лбу и щеках, подтверждали: старик мертв.

– М-да-а… – мрачно протянул Збитнев, нагибаясь над трупом.

Откинув со лба старика прядь заиндевевших, стриженных в скобку волос, увидел на виске льдинку замерзшей крови. Симантовский, присев рядом с ним на корточки, шепнул:

– Где-то тут должно валяться и орудие убийства…

– Это уж точно, без кола хорошего тут не обошлось, – осматривая место удара и даже трогая пальцем, согласился пристав, окликнул урядника: – Саломатов, посмотри-ка, нет поблизости тут чего такого…

Урядник развернулся и сурово скомандовал мужикам:

– А ну, гляньте-ка по сугробам!

Мужики, всматриваясь в снег, двинулись кто по проулку, кто по главной улице. Только стражник Кузьма Коробкин да старожилец Лука Сысоев остались у трупа, придерживая все еще рвавшегося из их рук Андрея Кунгурова.

– Чего вы на нем повисли? – хмуро поинтересовался становой.

Коробкин виновато пояснил, отпуская парня:

– Дык, ваше благородие, обчественный долг справляем. Сын энто убиенного, значить. Вот желание имел самолично с обидчиком расправиться, мы его чуть и попридержали. С топором, значить, к Белову Анисиму рвался…

– Ага… Еле спымали, – басовито поддакнул Сысоев.

– Ладно, не буду боле… – опомнившись, вырвался из его рук Андрей.

Пристав кивнул одобрительно:

– Это ты правильно, братец… ты же теперь за главу семейства остался… Тебе теперь соответственное поведение иметь должно.

Кто-то из мужиков, по пояс проваливаясь в снег, добыл из сугроба тяжелый березовый кол, заорал:

– Есть, ваше благородие!

– Неси сюда, – скомандовал становой.

Внимательно осмотрев кол, Збитнев действительно обнаружил на нем темно-бурые пятна. Вслух ничего не сказал, но фыркнул удовлетворенно.

– А ну, не толпись! – прикрикнул он на мужиков. – Отсуньтесь на шаг. Чего встали?

Проснувшись, Анисим Белов открыл глаза и долго лежал, мрачно уставившись в почерневший потолок. Мутной волной накатывали воспоминания о вчерашнем вечере. Он даже не сразу расслышал топот и голоса в сенях.

– Открывай, твою мать! – раздался с улицы голос урядника.

Тревожно вскинулась на палатях Татьяна, проснулся Пётр, но Анисим даже не шевельнулся, все смотрел и смотрел на раскачивающуюся в углу паутину.