1 ...6 7 8 10 11 12 ...29
Нет.
и лишь для них одних сугубо насущного, являющегося отцом премудрости.
Они все, оторопев, слушали человека, стоявшего по колени в воде. Он говорил им и не им – небу, земле, воде? – воде, которую принимал на ладони и подносил к лицу, всматриваясь – в тысячный раз? – устало и строго, и снова возвращал реке.
Ха-мабтил.
– Сотворите же
Ииссах встал, остановленный хриплым, но зычным голосом и догадкой о мелкой непонятности в себе.
плод, достойный покаяния 2 2 Здесь и далее – Мф., 3, 7—10.
!
Светлые волосы.
Он облегченно вздохнул, довольный тем, что даже в такой мелочи остался верен себе и нашел причину.
Я крещу вас в воде в покаяние,
В толпе произошло движение. Ха-мабтил поднял глаза от мокрых ладоней своих, бережно их отряхивая,
но Идущий за мною сильнее меня.
Светловолосый незнакомец поравнялся с Ииссахом. Ииссах увидел краем глаза воздушное мелькание складок видавшей виды накидки; невольное
Я первый,
а не ты, пришлый.
кольнуло его, и в воду они шагнули вместе. Он прибавил шагу, оттесняя чужака, с мстительной радостью отмечая, что тот не ропщет, согласно пристроившись за его плечом.
Так они шли, друг за другом,
И тогда ликование захлестнуло его – перед новым, неизведанным еще им действом,
невольно повторяя движения,
и он присвистнул неслышно и озорно, по-мальчишески, и еще, уже требовательно,
одинаково погрузившись в воду сначала по колени,
с тою же, но теперь более полной мстительной радостью увидев, как от кустов сорвался голубь и по пологой дуге прочертил воздух к нему
потом по чресла,
и отпрянул к отливающей солнцем голове, и подлетел снова, и снова отпрянул
потом по пояс, и вновь затем
и завис, трепеща, над ними обоими.
согласно и неотвратимо вырастая, все ближе, все ближе и ближе.
Толпа подалась и ахнула.
Ха-мабтил смотрел, не сводя глаз, смотрел на это красивое, точеное лицо с мягкой, слегка заостренной бородкой, со смутно узнаваемой линией рта, капризной линией рта, напоминающей о том времени, когда Ха-мабтил не был Ха-мабтилом, а был просто Иоханнаном, о мальчишеских драках и мертвых голубях,
Или горлицах?
Нет, голубях.
Или горлицах?
капризной линией рта в бурых ржавых пятнах, и он, не Ха-мабтил, а он, Иоханнан, – он съежился по-детски, тоскуя под грузом опрокинутой на него собственной жизни, когда рядом с красивым и точеным и порочным осознанием своей красоты надменным лицом появилось второе, сводящее с ума безнадежностью своей половины, нет, даже не безнадежностью своей половины сводящее с ума, а взглядом – внимательного, строгого, пытливого, не от этой земли, не от этой воды и не от этого неба вскормленного глаза второй половины лица.
И они согласно склонили выи перед ним, и ладони рук его одновременно вылили на их темена воду из реки, и, пока он пребывал в смятении, уста складно огласили привычные слова. И затем они оба вышли из воды – встречь толпе, а Иоханнан, Иоханнан-Ха-мабтил, остался, задумчиво рассматривая свои ладони, с которых продолжала каплями стекать вода крещения.
Итак, они вышли, оглядываемые десятками глаз в упор, встык, на излом, и доброхот из эллинов уже объяснял новообращенным, что теперь им обязательно – так полагается – надо пройти пост,
– Пост? – сказал Ииссах и облизал соленые губы. – Какой пост?
пост, четыре десятка восходов и закатов воздержания плоти и испытания ее искушающим постом,
– Да будет так, – сказал незнакомец и прошел сквозь толпу прочь от реки, туда, где за прибрежными камнями бурела выжженная солнцем земля и высились колючие травы, обозначая начало пустыни и конец могуществу человека.
ибо омытой от грехов душе надо дать окрепнуть без воздействия земной скверны.
– Пост? – снова спросил Ииссах.
– Мы все объясним, – говорили ему.
– Расскажем.
– Оставайся с нами.
– Красавчик! – кричали ему.
Ииссах глянул поверх голов. Чужак уже скрылся – будто и не было его вовсе.
– Чудо, чудо!
– Пост, – повторил Ииссах.
Читать дальше