Для воспитанной в тереме боярышни, привыкшей беспрекословно подчиняться воле сначала родителей, а потом супруга, это все было в порядке вещей. Кого сосватали – того и люби, от того и детей рожай, да ни в чем супругу перечить не смей. Тем более – царю. Только я-то воспитывалась совсем по другому и кротким мой характер вряд ли можно было назвать.
И что делать?
– Проснулась, касатушка? – услышала я уже знакомый голос Агафьи. – Голова не болит?
– Ничего уже не болит, – отозвалась я. – А что это колокола раззвонились?
– Действительно, все забыла, – покачала головой Агафья. – Праздничная заутреня ныне, Параскева Пятница. Но тебе в церковь государь идти не дозволил, приказал в опочивальне молитвы сотворить.
Я похолодела.
– Агаша, забыла я все молитвы-то… Только «Отче наш и помню». Видно Бог за грехи наказал.
– А забыла – так вспомнишь. Повторяй за мной и ничего не страшись. Бог милостив, вернет тебе и молитвенную память.
Поскорее бы.
Чтение молитв заняло у нас с полчаса. Я путалась, запиналась, говорила не те слова. Но с середины процесса я почувствовала, что откуда-то выплывают совершенно неведомые мне фразы. Агафья начинала очередную молитву, я ее уже не повторяла, а подхватывала и продолжала читать вместе с ней. Что это, интересно, наследство бывшей владелицы содержимого моей памяти?
Как бы то ни было, первый зачет я сдала почти успешно.
– А наговариваешь ты на себя, голубка, – покачала головой Агафья, поднимаясь с колен. – Может, что и забыла, да господь пособил вспомнить. Давай-ка умываться, да трапезничать будешь.
– Где? – с ужасом спросила я.
Не хватает только на общую трапезу угодить.
– Здесь, здесь, – успокоила меня Агафья. – Государь повелел тебе, пока не поправишься, из покоев не выходить. Только разве что из опочивальни в светлицу, если лекарь дозволит.
Ну, хоть что-то приятное.
Глава третья. Родственники.
Умываться мне помогали две симпатичные девчушки: одна поливала водой мои руки из кувшина над тазом, другая держала богато расшитое полотняное полотенце. Мыло, по-видимому, еще не изобрели, равно как и зубную щетку. Ну, ничего, мел я тут со временем раздобуду.
И тут Агафья шикнула на одну из девчонок:
– А мыло где, окаянные? Вчера еще цельный брусок был!
– Ой! – пискнула девица с полотенцем и пулей вылетела за дверь.
Вернулась с куском чего-то темно-желтого и с поклоном передала Агафье.
– То-то же, растяпы, – проворчала та. – Завтра воды принести забудете.
Мыло было очень похоже на хозяйственное из оставленного мною времени, но пахло приятнее, только пены почти не давало. Я спустила сорочку с плеч и скомандовала:
– Грудь и плечи тоже помыть!
Дезодорантов, как я понимала, тут тоже не было, а отчетливый запашок пота от девиц мне совершенно не понравился. Тем более, что подмышки брить тут было не принято. Нет, завтра в баню, что бы та кто ни говорил. Душ мне никто тут не приготовит, о ванне можно только мечтать. Значит – ежедневная баня.
– Агаша, распорядись мне на завтра баньку истопить.
Та только рот открыла от изумления.
– Так до субботы, государыня, еще три дня.
– А я хочу завтра. И послезавтра тоже.
– Кажинный день, что ли?
– Вот именно, кажинный день. Париться я не собираюсь, только мыться.
– Чудишь ты что-то, касатушка…
– Просто хочу быть чистой.
– Твоя воля… Только что государь скажет?
– А ему об этом знать не обязательно. Я же ничего греховного делать не собираюсь.
– Так-то оно так, да чудно как-то…
Под почти непрерывное бормотание Агаши о том что «неслыханно», да «невиданно», девки споро помогли мне вымыться до пояса, переодели в чистую сорочку – это уже по собственному почину, и застыли в ожидании.
– А платье? – осведомилась я.
– Ты что же, в платье лежать удумала? – изумилась Агафья.
– Я удумала не лежать, а сидеть. Вечером мне к государю, забыла?
Это подействовало.
– Верхнюю сорочку несите, – со вздохом приказала девкам Агафья.
Верхняя сорочка оказалась такой же прямой, как и нижняя, но с чрезвычайно длинными рукавами, собранными во множество складок. Сшита она была из какой-то дорогой материи золотистого цвета и богато украшена вышивкой.
Уже позже, вникнув в тонкости женского наряда, я узнала, что царские и придворные сорочки шились из тафты (алой, белой и желтой) и из полосатых и набивных индийских тканей (шелковых и хлопчатобумажных). По швам рукава низались мелким жемчугом в веревочку или ряскою в виде бахромы. Шитье и низанье украшало плечевой шов и запястье.
Читать дальше