Глухонемой художник Гампельн написал его заслуженным боевым генералом в расстегнутом мундире с золотыми эполетами и саблей, на эфесе которой выгравировано «за храбрость». Афанасьев воплотил образ храброго партизана, как истинно народного героя, в крестьянском платье, с бородой и Георгием на груди. А портрет кисти Лангера являет собой молодое вдохновенное лицо поэта-гусара.
Изображение Давыдова, скачущего на коне, в крестьянском кафтане, с окладистой бородой и иконой Николая Чудотворца на груди встречалось в России повсюду. Им украшались как стены крестьянских изб, так и салоны знатных вельмож. Лицейский друг Пушкина Вильгельм Кюхельбекер опоэтизировал лубочную гравюру с тиснением изображения доблестного партизана:
...Софа, в углу комод, а над софою
Не ты ль гордишься рамкой золотою,
Не ты ль летишь на ухарском коне,
В косматой бурке, в боевом огне,
Летишь и сыплешь на врагов перуны,
Поэт-наездник, ты, кому и струны
Волшебные и меткий гром войны
Равно любезны и равно даны.
Знаменитый художник Илья Репин, как никто другой, сумел живописать на своих полотнах «глубокую страсть души» русского человека. Его мудрые суждения как нельзя лучше подходят к Денису Давыдову, всю жизнь до последнего дыхания отдавшего служению Родине: «В душе русского человека есть черта особого скрытного героизма. Это – внутрилежащая, глубокая страсть души, съедающая человека, его житейскую личность до самозабвения. Такого подвига никто не оценит: он лежит под спудом личности, он невидим. Но это – величайшая сила жизни, она двигает горами, она руководила Бородинским сражением, она пошла за Мининым, она сожгла Смоленск и Москву. И она же наполняла сердце престарелого Кутузова».
С летами имя истинного патриота Отечества Дениса Давыдова приобрело всенародную и всеевропейскую славу.
Крупнейшему английскому романисту Вальтеру Скотту не довелось лично познакомиться с Денисом Васильевичем. Он вел с ним переписку и повесил у себя в кабинете портрет доблестного предводителя партизан, написанный художником Д. Диглоном.
«...Я только что прочел письмо моего племянника Владимира Давыдова к его отцу, – писал Давыдов Вальтеру Скотту, – в котором он сообщает о чести, которую Вы ему оказали, приняв его с такой любезностью, и о разговоре, который он вел с Вами по поводу меня. Признаюсь, за всю мою военную службу, вообще за всю мою жизнь ничто не льстило так моей душе... Верьте солдату, который лучше умеет чувствовать, чем выражаться: если ему в будущем нужно будет чем-нибудь воодушевиться, достаточно будет ему перечесть Ваши магические строки, которые он списал и хранит тщательно вместе с письмами, которыми его почтил маршал Кутузов во время гибельной и славной кампании 1812 года...»
«Вы себе не можете представить, как сердца англичан и в особенности мое, – ответил в письме Вальтер Скотт Черному Капитану (ибо за рубежом Давыдов получил эту кличку), – сильно сочувствовали Вам, мы все с надеждой и страхом, вследствие событий решительных, мысленно перенеслись на Ваши биваки, покрытые снегом, и радовались от полноты сердца исходу Вашего победоносного поприща».
Давыдов послал в Англию, в дар Скотту, оружие кавказских горцев, взятое им с боя у неприятеля. В приложенном к посылке письме он упоминал: «Вы мне указываете в Вашем письме Ваше желание ознакомиться с основными чертами партизанской войны... Я с радостью почту долгом отправить Вам мои «Воспоминания о поисках 1812 года» и мой «Опыт партизанских действий»...» Все эти материалы были нужны английскому писателю для завершения романа «Жизнь Бонапарта».
Вальтер Скотт назвал Давыдова «знаменитым человеком, чьи подвиги в минуты величайшей опасности для его Отечества вполне достойны удивления, что имя его, украшая самую блестящую и вместе почетнейшую страницу русской истории, передастся в позднейшие века».
Лев Толстой увековечил Давыдова в романе «Война и мир» в образе беззаветного храбреца-партизана Василия Денисова: «Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмаченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры и на затылке была надета смятая гусарская шапочка». Знаменитый романист находит для Давыдова (Денисова) емкие проникновенные слова, в то время как многих полководцев пишет широкими общими мазками:
«Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу