Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том второй

– Я стою на учете в детской комнате милиции, вернее, мы все стоим, – хмуро подумал он, – а выгонять меня из школы они не имеют права, они обязаны дать мне образование…

Младшие Бергеры не совершали ничего противозаконного, однако милиция, как говорил отец, должна была не зря есть свой хлеб.

Исаак теперь знал, что мать и отец не были его настоящими родителями:

– Мою мать убил Советский Союз, – он зло раздул изящные ноздри, – она стала мученицей еврейского народа, а мой отец неизвестен, но он тоже был сионист и религиозный человек…

Родители, как он продолжал звать рава и ребецин Бергерг, считали именно так. С точки зрения Исаака, в его жизни почти ничего не изменилось:

– На самом деле я Судаков, а не Бергер и мне нельзя оставаться наедине с мамой или сестрами, – учительница повысила голос, однако парень не прислушался, – но дома всегда такой цирк, как говорит мама, что если и захочешь, то не уединишься…

Исааку было жаль тратить время на нотации. Кроме старшей сестры, Сары, сегодня больше никто из девчонок в школу не пошел. Морозы стояли, как выражались в Заречье, хилые, градусник не дотягивал до минус двадцати, однако банда Бергеров притворилась больными:

– Иначе никак не получилось бы, – Исаак нахмурился, – папу в последний раз отпускали домой осенью, а маму утром отвезли в Сыктывкар…

На рассвете он сам бегал в единственную в Заречье амбулаторию, откуда и вызвали к их домику городскую скорую помощь. После уроков Исаак собирался позвонить в родильный дом с единственного же в поселке телефона-автомата. Он не ожидал, что дело займет много времени:

– Девчонки считают, что опять будет сестричка, – он смотрел поверх головы завуча, – нечего, хватит сестричек. Два брата – это мало, надо еще…

Младшие присматривали за шестилетней Леей, четырехлетним Авраамом и двухлетним Бенционом, названным в честь матери Исаака:

– Это у нас восьмой ребенок, – довольно подумал парень, – теперь маме дадут орден материнской славы…

К ордену полагались выплаты, которые пришлись бы весьма кстати Бергерам. Они получали денежные переводы из Москвы, от дальнего родственника, как весело говорил Лазарь Абрамович, и из Чердыни, от еще одних Бергеров:

– София беспокоится, как им сделать брит, – вспомнил Исаак, – в Чердыни нет евреев-врачей, а здесь мы все устроили, – доктор приезжал из Сыктывкара прямо в Заречье. Мать обычно не проводила в родильном доме и недели:

– Она говорит, что незачем там торчать, – хмыкнул Исаак, – может быть, у Софии и Якова Савельевича будет девочка, а если нет, мы что-нибудь придумаем…

София тоже ждала ребенка. Исаак был доволен успехом его шидуха:

– Они всегда друг на друга смотрели, – парень быстро улыбнулся, – сестер я тоже выдам замуж, но надо, чтобы кто-то остался здесь, помогать маме, – ему надоело жужжание завуча:

– Я все понял, – мальчик подхватил ободранный портфель, – драться плохо, Советский Союз – интернациональное государство и евреев в нем никто не обижает. Но евреи все равно должны жить в Израиле, Татьяна Александровна, – он, не прощаясь, вышел из учительской:

– У Сары уроки закончились раньше, – Исаак осмотрелся, – хотя у нее нет двушки, чтобы позвонить в роддом. Можно сэкономить деньги, – он оглянулся на дверь, – у них стоит городской телефон, – ему не хотелось возвращаться в учительскую:

– Позвонить мне дадут, – Исаак, перепрыгивая через ступеньки, спустился в безлюдный гардероб, – но опять начнут гнать пургу насчет советской власти…

Автомат стоял у единственного в Заречье сельпо. Рядом всегда отирались местные алкоголики. Исаак считал себя обязанным беречь семейный бюджет:

– У пьяниц можно настрелять денег, – он поменял кепку на зашитую ушанку из меха, как выражались в Заречье, чебурашки, – позвоню в больницу и побегу домой…

Старшие сестры, кроме уроков и присмотра за детьми, занимались шитьем. Исааку предстояло колоть дрова и рыбачить на еще крепком речном льду:

– И делать уроки, – на улице ему в лицо ударило яркое солнце, – и учить Талмуд к завтрашнему занятию с папой, – Исаак вставал в пять утра, чтобы помолиться и отнести отцу на зону провизию:

– Хотя бы не каждый день, – улицы Заречья тонули в сугробах, но на крышах унылых домов уже щебетали воробьи, – но послезавтра шабат. Значит, надо доставить папе четыре кошелки провизии, а не две, – шмыгнув натекшими под нос соплями, Исаак вспомнил, что скоро Пурим:

– Мы будем готовить подарки, а это еще сто пакетов, – мишлоах манот от Бергеров получали все евреи Сыктывкара, – но с такими вещами помогает и Авраам, хотя ему всего четыре года…