Виктор Печорин - Новый Улисс, или Книга Судеб

Поначалу из Москвы история с чудесным воскрешением царевича представлялась похожей на фарс. Она была настолько невероятной и надуманной, что ей не придали значения. Во всяком случае, не больше, чем слухам о виновности царя Бориса в угличском деле. Но последовавшие за этим события приобрели столь грозный характер, что не считаться с ними стало уже невозможно.

Тайные осведомители донесли, что польский король Сигизмунд признал права самозваного Димитрия на московский престол и дал ему денег и войско. Перейдя с невеликой силою русскую границу, самозванец, рассылая «прелестные письма», двинулся вглубь страны. Моравск, Чернигов, Путивль, ранее отбитые у Литвы, сдались самозванцу без боя. К нему стали стекаться банды грабителей, чаявших придать своему беззаконному ремеслу видимость легитимности, казаки, использовавшие любой повод «погулять», то есть поживиться чужим имуществом, обиженные на царя дворяне и прочие недовольные. Мятежники продвигались к Москве, творя по дороге бесчинства и грабежи.

Семен Никитич был убежден, что неожиданное явление «воскресшего» царевича было не случайностью и не отчаянной авантюрой беглого расстриги, а хорошо подготовленным и спланированным заговором, и что измена зреет где-то на самом верху, среди именитых бояр. Есть там кто-то, могущий в силу происхождения претендовать на престол и питающий надежду сместить избранного народом царя Бориса и занять его место. Вопрос в том, кто этот скрытый враг?

– Когда после кончины бездетного Федора Иоанновича, – делился он мыслями с Никитой, – встал вопрос о престолонаследовании, кто были противниками Бориса Годунова? Мстиславский, Романовы, Шуйский. А более всего горлопанил Бельский, хотя ему по худородию царский венец только во сне мог присниться. Бельский вместе с Борисом в опричниках начинали, только он умом не вышел, вот и ревновал к более удачливому товарищу.

Шуйский покаялся и сделался правой рукой государя. Борис ему верит.

С остальными мы разбираемся. Романовы разосланы по дальним монастырям. Бельский в Нижнем под строгим приглядом. Кто остался?

– Мстиславский?

– Вот именно! Мстиславский давно у меня на подозрении. С полячишками тайно сносился. После кончины блаженной памяти государя Федора Иоанновича хотел на престол взойти.

Но слишком неприступен боярин Федор Иванович. По знатности рода в Боярской думе на самом высоком месте сидит. Гедиминович! Тут одними подозрениями не обойтись. Скажут, навет Годуновы на него возводят.

Нужны весомые доказательства. Вот если б твоего ярыжку схватить, да он бы на Мстиславского показал…

– Но пока Мстиславский тут, так и будет на государя злоумышлять. Нельзя его здесь оставлять.

– Что предлагаешь?

– А если назначить его воеводою? – предложил Никита. – Пусть ведет войско против лжеименного Димитрия. Если правда, что он самозванца «воскресил», пусть теперь сам с ним и бьется. Вот и посмотрим, как себя покажет. Поддастся самозванцу, значит, он и есть зачинщик мятежа!

– Хитро! – одобрил Семен Никитич. – Пусть верность государю делом докажет. Заодно из Москвы его удалим, чтобы он тут большей беды не натворил.

Казалось бы, сорокатысячного войска, над которым государь поставил воеводой князя Федора Мстиславского, вполне достаточно против неорганизованных ватаг смутьянов. Москва ожидала скорой победной реляции. Однако потрепанные гонцы доставили в столицу черную весть: войско Мстиславского разбито под Новгород-Северским и разбежалось. Сам воевода сказался раненым.

Проведенное следствие показало, что настоящей причиной катастрофы было предательство. По словам опрошенных ратников, воевода прямо им говорил, что «неладно» бороться против «природного» государя – так называл он расстригу – самозванца!

Подозрения в отношении князя Мстиславского подтверждались. Но какой ценой! Соблазненные посулами «царевича Димитрия» перед ним без боя отворили ворота Рыльск, Курск, Севск, Кромы. Войско самозванца надвигалось на Москву.

Затевать сейчас дело против Мстиславского, выставлявшего себя пострадавшим в бою с мятежниками, было несвоевременно. Нужно столицу оборонять.

Войско усилили свежими силами и верными царю военачальниками, а также внушительным количеством артиллерии. Князю Мстиславскому был направлен приказ преградить путь самозванцу, а в помощь ему (а на самом деле для догляда) послали князя Василия Шуйского. Пребывание Шуйского в войске имело и другое назначение. В свое время князь Василий возглавлял следствие по угличскому делу и мог лично засвидетельствовать, что царевич мертв, а, стало быть, рвущийся к Москве супостат – никакой не «природный царь», а вор и самозванец. Правда, по доносам из ближнего окружения Шуйского, князь Василий воспринял назначение в воеводы как отлучение от двора и был этим очень недоволен.