Мартина Мэдден - Ануш. Обрученные судьбой

Встречу с Джаханом она представляла на протяжении долгого времени. Все, что она скажет… Все, что услышит… Как выплеснет словами всю боль разлуки, всю радость и счастье, которые она хотела бы разделить с ним. Как это – прикоснуться к нему вновь? Ощутить запах его волос, кожи, одежды. Почувствовать прикосновение его рук. Вспомнить, как это – заниматься с ним любовью…

Но мужчина, которого она знала, погиб на войне, а вместо него приехал турецкий бизнесмен. Человек, который хотел ослабить укоры совести с помощью денег.

От невеселых мыслей Ануш отвлек лай собаки, доносившийся не как обычно, со двора, а откуда-то изнутри здания. Девушка поняла, что Пятнышко каким-то образом освободился, умудрился добраться до кабинета матроны и теперь заливается там.

Боясь того, что она может обнаружить, Ануш остановилась перед дверью. Чуть приоткрыв ее, она увидела, что матрона стоит у стола, улыбается и хлопает в ладоши. Открыв дверь шире, Ануш увидела Пятнышко. Песик, стоя на задних лапах, выпрашивал еду. Но он смотрел не на хозяйку, внимание его привлек кто-то другой, кто-то, державший в маленьких ручках кусок хлеба на радость собаке. Ануш полностью открыла дверь, Пятнышко схватил кусок хлеба, опустился на все четыре лапы и начал есть.

К ней повернулось маленькое улыбающееся личико. Малышка лет пяти с шелковистыми черными волосами, собранными в хвост, очень светлой кожей, практически молочно-белой, и смеющимися карими глазами, совсем как у ее отца.

Джахан заставлял себя идти вперед, отдаляться от дочери и женщины, которую он по-прежнему любил. Но тело не слушалось, движения были нескоординированы из-за протеза и тяжести того, что он собирался сделать. Он все равно так поступит, и не важно, какие будут последствия.

Боль, которая сжала его сердце и не пускала воздух в легкие, была достаточным доказательством его раскаяния. Каплей в океане потерянных лет.

Мужчина повел плечами и выпрямился, сильный ветер дул с моря. Джахан направлялся в порт. Ему показалось, что он услышал голос своей дочери: «Папа!..» Но он не обернулся.

В его памяти навсегда останется Бейрут. И все с ним связанное: свет, холод и чувство невероятного опустошения. Разбитые мечты и страдание. И море, и волны, и ветер, шепчущий об искуплении.

Сегодня утром я нашел в сундуке свой старый дневник и некоторое время перечитывал его. Было холодное зимнее утро в Иллинойсе, в моем кабинете горел камин, и я раздумывал, а не бросить ли мне всю эту писанину в огонь?

Однако по какой-то причине я не смог этого сделать. Более того, я добавил еще одну запись, надеясь завершить то, что не следовало начинать.

Мы вернулись в Спрингфилд, город, в котором родилась Хетти, и я приобретаю новый опыт – работаю врачом в городе.

Люди здесь столь добры и приветливы, что очень нелегко понять, почему же мы покинули эти места. Мои дни заполнены практикой. Армянский фонд помощи начал сворачивать свою деятельность, а потом и вовсе закрылся. Я написал об этом Генри, а он ответил, что это было неизбежно, ведь иссякли пожертвования. Однако это терзает меня. Как быстро мы все забываем!

Хетти говорит, что это вполне ожидаемо, сердца и умы людей занимают другие дела и трагедии, и, наверное, она права.

Тем не менее, пока я жив, армяне и их история не будут забыты!

По крайней мере, в этой части света память об ужасающих событиях будет жива среди тех, кто пережил то страшное время. Вот в чем ирония: кто хочет забыть, не может этого сделать.

Для членов моей семьи четыре года, проведенные в Империи, не прошли бесследно.

Томас сердит на весь мир, мечтает изменить политическую ситуацию, Роберт изучает медицину и хочет работать за рубежом. Девочки, наверное, выйдут замуж, но Милли, которая тише всех и более склонна к размышлениям в последнее время, изучает юриспруденцию. Они скучают по сестре и иногда говорят о ней. Я думаю, это неплохо. Конечно же, это хорошо.

Иногда я пытаюсь представить, как сложилась бы наша жизнь, если бы мы не поехали в Трапезунд, никогда не покидали бы пределы Иллинойса. Я размышляю над тем, чего же в действительности я хотел добиться.

Когда я был молод, мечтал показать Хетти мир, но мир такой, каким я себе его представлял. Мир, в котором такие понятия, как «хорошо», «плохо», «добро» и «зло», укладывались в рамки моего понимания.

Сразу после нашего возвращения в Америку я впал в такую изнурительную депрессию, что не мог подняться с кровати, или поесть, или даже общаться с моими детьми, но теперь со мной все в порядке, и именно благодаря Хетти мир воцарился в моей душе.