Марина Лазарева - Золотой Трон

Повозка, в которой находились Харун ад-Дин и Марпата, с грохотом прокатилась по мостовой, пересекла площадь и нырнула в одну из широких улиц. Улица была застроена такими же красивыми и богатыми дворцами, что видел Марпата на площади. Миновав квартал, путники вновь оказались на широкой площади. Повозка остановилась около высокого и роскошного дворца.

– Ну вот, мы и приехали, – выглянул в окно Харун ад-Дин, – это мой дом. Здесь мы и остановимся.

Как только эмир со своим подданным вошли во дворец, все в доме пришло в движение. Забегала и засуетилась многочисленная прислуга, приводя в движение застоявшийся без хозяина дома воздух.

Харун ад-Дин приказал отвести Марпату в его апартаменты, а сам, не теряя времени, отправился к Черкес-беку.

Дворец Харун ад-Дина в Сарае немногим превосходил его хаджи-тарханский дом, но все же Марпата не переставал удивляться красоте его убранства и благоустроенности быта. Отделанные фресками стены, отшлифованные до зеркального блеска мраморные полы, отопительные и водопроводные каналы, умело спрятанные от лишних глаз, приводили Марпату в восторг. Погрузившись во все это великолепие, Марпата вдруг подумал, что наставник Чинробнобо, увидев своего воспитанника в такой роскоши, пришел бы в ужас, посчитав, что все его многочисленные труды пошли прахом.

В ожидании Харун ад-Дина Марпата вышел на улицу. В центре площади находился небольшой искусственный водоем, посреди которого из огромной мраморной чаши бил фонтан. Марпата подошел ближе. Сильные струи фонтана, устремляясь к небу, крупными каплями падали вниз. Марпата загляделся на искрящиеся брызги. Мысли роились в голове сонмом жужжащих пчел. Он вдруг вспомнил об оставленном им родительском крове, об отце, о матери и о Коддусе – немощном старике, который первый, сам испытывая нужду, протянул ему, иноземцу, руку помощи. Слушая монотонное журчание воды, Марпата вдруг вспомнил свой длинный и утомительный переход из Лхасы в Хаджи-Тархан. Теперь, оглядываясь назад, туда, где пятилетним мальчуганом настойчиво стремился уйти из дома, он знал наверняка: неречённое, вот что двигало им, вот что давало ему уверенность в завтрашнем дне. В неречённом таилась его судьба – единственная и неотвратимая. Он не искал легких путей, пути сами расстилались перед ним, направляя туда, где он должен был быть. Сейчас он находился подле своего господина в столице Улуг Улуса – Сарае ал-Джедиде. Впервые Марпата увидел этот город, когда пришел сюда с торговым караваном. Еще тогда он, иноземец-пёба, был покорен его величием и красотой, длинными широкими улицами, его многочисленными богатыми базарами, невольничьими рынками и снующим туда-сюда людом. Переполненный народом, этот город оправдывал титул столицы могущественного ханства кыпчаков.

Дворец Хаджи-Черкеса находился на центральной площади Сарая. В то время, когда Марпата, предоставленный сам себе, размышлял у фонтана о былой жизни, Харун ад-Дин вошел в покои эмира.

– Наконец-то ты приехал, – оживился Черкес-бек, – я послал за тобой два дня назад!

– Мой господин, – склонился в легком поклоне Харун ад-Дин, – я выехал, не мешкая, как только посыльный доставил мне приказ.

– Да, ты прав, – эмир встал навстречу своему младшему другу, – ожидание всегда томительно, а в нашем положении медлить никак нельзя. Мы живем в смутные времена. Наше государство слабеет на глазах, а ханский престол раздирают на части все, кто только может.

Несмотря на то что Черкес-бека очень волновало, в чьих руках окажется верховная власть Улуг-Улуса, он вызвал к себе Харун ад-Дина не для того, чтобы гадать, кто овладеет Сарайским престолом. Будь то Кульпа, Навруз или кто-то другой, сейчас для Черкес-бека было не столь важно. Как бы ни боролись за сарайский престол джучиды, реальная власть в Улуг-Улусе принадлежала не им, а одному из старших монгольских эмиров по имени Мамай, который еще при царствовании Бердибека управлял всеми его делами. Он – Мамай – не джучид, стоял во главе рода джучидов на правах мужа дочери хана Бердибека – Ханум. Теперь, со смертью хана, когда право обладания троном наследовал малолетний сын Бердибека – Тохтамыш, Мамай тоже не терял времени, и тоже не желал упустить свой шанс в борьбе за власть. И здесь Черкес-бек должен был взвесить все «за» и «против». Со смертью Бердибека он, Черкес, лишался не только покровительства. Смена правящего хана усиливала его конкуренцию с такими же, как и он, походными эмирами левого крыла – Айбеком и Урус-ханом. Еще при Бердибеке постоянные несогласия его эмиров заставляли их враждовать между собой. Теперь, когда их правитель пал от руки родного брата, каждый из них думал об укреплении своего положения. Все хорошо обдумав, Черкес-бек направил свой взор на предместья Хаджи-Тархана. Во-первых, это были одни из самых близких окрестностей Сарая. Во-вторых, в Хаджи-Тархане он мог получить куда более значимую поддержку среди городской знати, нежели, к примеру, на землях Хорезма.