Владислава Биличенко - Нисшедший в ад

Вы спрашиваете чему подобно слово Божие и чему уподоблю его?

Слово Божие подобно семени, которое сеятель сеет на поле своем. И когда он сеял, иное упало при дороге и было потоптано, и птицы небесные поклевали его. А иное упало на камень и взойдя засохло, потому что не имело влаги. А иное упало между тернием, и выросло терние и заглушило его. А иное упало на добрую землю и взойдя принесло плод сторичный.

Вы спрашиваете, что значит притча эта?

Упадшее при пути, это суть слушающие, к которым потом приходит диавол и уносит слово из сердца их, чтобы они не уверовали и не спаслись.

Упадшее на камень, это те, которые, когда услышат слово, с радостью принимают, но которые не имеют корня, и временем веруют, а во время искушения отпадают.

Упадшее в терние, это те, которые слушают слово, но, отходя, заботами, богатством и наслаждениями житейскими подавляются и не приносят плода.

А упадшее на добрую землю, это те, которые, услышавши слово, хранят его в добром и чистом сердце и приносят плод в терпении.

Не плачьте, когда врагами разрушены храмы и истреблены их священные сосуды. Бог не имел в виду храмов, построенных руками человека, но понимал под ними сердца людей, которые представляют истинный храм Божий. Войдите в ваш храм, в ваше сердце, озарите его добрыми мыслями, терпением и упованиями непоколебимыми, которые вы должны иметь к вашему Отцу. И ваши священные сосуды – это ваши руки и глаза; думайте и делайте приятное Богу, ибо делая добро своему ближнему, вы исполняете обряд, украшающий храм, обитель Того, Кто дал вам день. Бог сотворил вас по Своему подобию, невинных, с чистой душой, наполнил добротой, предназначил быть не местом зарождения злых намерений, а святилищем любви и справедливости. Не оскверняйте же вашего сердца, говорю Я вам, ибо Вечное Существо постоянно в нем обитает. Если вы хотите совершать дела, отмеченные благочестием или любовью, делайте их со щедрым сердцем, и ни одно ваше действие да не будет исходить из надежды на прибыль и торгового расчета. Такого рода дела не приблизят вас к спасению, а доведут до нравственного падения, при котором воровство, ложь и убийство считаются отважными действиями.

Так придите ко Мне все изможденные и страждущие в раздоре и несчастье! Ибо мир Мой даст силу вам и утешит вас. Ибо мир Мой переполнен радостью. Потому Я всегда так приветствую вас: «Да будет мир вам!». И вы приветствуйте так друг друга, чтобы в тело ваше мог снизойти мир вашей Матери-Земли, а на дух ваш мир Отца Небесного. И тогда вы обретете мир и меж собой, ибо Царствие Бога в вас . А сейчас возвращайтесь к вашим братьям, с которыми вы доселе были в разладе, и дарите им также ваш мир. Ибо счастливы, кто стремится к миру, ибо обретут они мир от Бога. Идите и не грешите более. И дарите каждому мир свой, как Я подарил Свой Мир вам. Ибо Мир Мой есть Бог. Да будет мир вам!».*

––

*[Мат. 5, 3-16; Мат. 5, 33-45; Мат. 5, 48; Лук. 17, 20,21; Мат. 13, 31-33; Мат. 13, 44-46; Лук. 8, 5-8; Лук. 8, 11-15; Тибет. Ев. 9, 10-17; Ев. От ессеев.]

Поздно вечером во вторник накануне пасхи иудейской, приходившейся в этом году на четверг, в трапезной в доме бывшего первосвященника Анны в Иерусалиме находились двое: сам хозяин дома – маленький сухонький старичок Анна, одетый попросту, по-домашнему, и его зять Иосиф Каиафа, ныне действующий первосвященник, – огромный, нестарый мужчина с длинною черною бородою, облаченный в эфод, но бывший без головного убора. На коротких толстых пальцах последнего были большие перстни с разноцветными сверкающими камнями, которые вызывали на тонких длинных бесцветных губах Анны ироническую усмешку. Ни музыкантов, ни рабынь, ни слуг не было в комнате, но чувствовалось, что несколько минут назад здесь была вся многочисленная семья Анны, играла музыка, суетились слуги, подавая закуски и вино. Но теперь домашние Анны ушли; стол обновлен яствами, новое вино принесено из погребов, разлито по чашам, а незаметные, точные, молчаливые слуги неслышно удалились. Все двери заперты, за окнами черная ночь, а в комнате светло от множества светильников, и сверкают, дробясь разноцветными искрами, камни в перстнях Каиафы. Анна был скромен: на нем не было ни одного украшения и одет он был в простой таллиф, но пил вино из золотой чаши, украшенной крупными кровавыми рубинами. Анна держал чашу в руках, ни на мгновение не выпускал ее из рук, любуясь ею, и пил вино маленькими глоточками, смакуя его. Это была та самая чаша, которую Анне недавно подарил при вступлении своем в должность прокуратора иудейского Понтий Пилат. Подарок этот должен был стать символом сотрудничества и мирного сосуществования римских властей и синедриона, хотя на самом деле Анна и Пилат с первого же взгляда не понравились друг другу и с каждым днем неприязнь росла между ними, доходя до ненависти, а в иные минуты даже до отвращения. Анне не нравился гордый, еще молодой и умный римлянин с выправкой легионера, с которым приходилось считаться и делить с ним власть над иудеями. Но еще более не нравилось Анне, что Пилат был из рода эквитесов (всадников), – так называли в Риме кельтских и сарматских аристократов. Пилату же был просто лично неприятен маленький, сморщенный, лысый, хитрый Анна, который лишь формально отошел от дел, но которому на самом деле принадлежала высшая религиозная власть в Иудее и который не брезгал никакими средствами и методами в достижении своих целей.