Сергѣй Штернъ - Въ огнѣ гражданской войны

Положеніе становилось грознымъ. Это, очевидно, начали понимать и въ Парижѣ, но о новыхъ отправкахъ французскихъ войскъ въ Южную Россію перестали и помышлять, успокоившись на мысли объ использованіи греческихъ войскъ. Въ Греціи еще силенъ былъ воинскій и побѣдный духъ, утомленія отъ войны благословенная Эллада, естественно, испытывать товда еще не могла, энергичный Венизелосъ усиленно поддерживалъ идеалы Великой Греціи. Венизелоcомъ была предложена помощь Антантѣ на югѣ Россіи, прибытіе въ Одессу и Севастополь первыхъ эшелоновъ греческихъ солдатъ, совпало по времени съ первыми приготовленіями по занятію греками Смирны.

Прибывшіе въ Одессу греческіе отряды были хорошо дисциплинированы, вполнѣ боеспособны и даже преисполнены желаніемъ драться. Греческому національному самолюбію льстила возможность оказать услугу своей недавней освободительницѣ — Россіи. Обширныя греческія колоніи въ городахъ Юга Россіи являлись естественнымъ звеномъ между русскимъ населеніемъ и греческими войсками, которыхъ радушно и привѣтливо принимали. Игралъ роль и вѣроисповѣдный вопросъ: офицерство и духовенство придавали военнымъ дѣйствіямъ противъ большевиковъ не только характеръ помощи, оказываемой православной Греціей православной Россіи, но и подчеркивали важность освобожденія православной церкви отъ путь безбожнаго коммунизма. Большевистская пропаганда не доходила до греческихъ солдатъ, такъ туго откликавшихся и у себя на родинѣ на соціалистическую агитацію. Большевистскіе агенты, кромѣ того, наталкивались и на незнаніе греческаго языка — а иного греческіе солдаты не знали: — трудности «распропагандировать» греческихъ солдатъ были вообще равными трудностямъ агитаціи среди африканскихъ чернокожихъ, находившихся среди французскихъ войскъ. Греческое офицерство, очень быстро завязавъ связи въ мѣстномъ обществѣ, въ частности, среди обрусѣвшихъ грековъ, сравнительно быстро начало оріентироваться въ обстановкѣ. Наличіе греческихъ кадровъ и французскихъ инструкторовъ давало возможность подготовки и развитія и чисто русскихъ формированій.

Къ сожалѣнію, установились сразу ненормальныя отношенія между французскимъ и греческимъ штабами. Трудно сейчасъ опредѣлить, кто виноватъ въ этомъ, повидимому, и та, и другая сторона несутъ свою долю отвѣтственности. Надо полагать, что неудачный подборъ французскаго штабнаго офицерства въ Одессѣ — съ одной стороны — и свойственное греческимъ офицерамъ чувство мегаломаніи — съ другой — сыграли свою роль. Послѣ нѣкоторыхъ треній, было рѣшено, что руководительство операціями останется въ рукахъ французскаго штаба, на обязанности котораго будетъ лежать и забота о снабженіи и продовольствованіи сражающихся. Греческія же войска, совмѣстно съ русскими, должны были поставлять живую силу. Греки внѣшне примирились съ такого рода положеніемъ вещей и одной изъ первыхъ ихъ болѣе или менѣе серьезныхъ операцій въ Южной Россіи была попытка очистить отъ большевиковъ Херсонъ и Николаевъ. Попытка закончилась неудачей. Французскій штабъ объяснялъ ее недостаточностью силъ, а также отношеніемъ мѣстнаго населенія, часть (?) котораго не только не помогала освободителямъ, но и стрѣляла по нимъ. Греки же горько сѣтовали на то, что не хватило вооруженія и патроновъ, что французы не позаботились подвезти ихъ, результатомъ чего явилась и неудача операціи, и потери, понесенныя греками.

Эта неудачная херсоно-николаевская операція и явилась началомъ конца. Ускоренію этого конца способствовало и обостреніе отношеній между русскимъ-добровольческимъ и французскимъ командованіемъ. Корни ненормальности этихъ взаимоотношеній надо искать раньше всего въ различіи темпераментовъ и въ разности подхода къ вопросу о борьбѣ съ большевиками. Русскіе круги, еще на особой конференціи въ Яссахъ, сформулировали свой взглядъ на характеръ и размѣръ помощи, ожидаемой отъ союзниковъ. Союзники не сумѣли, однако, осуществлять намѣченную въ Яссахъ программу-минимумъ. Надежда же на возможность усиленія темпа оказываемой помощи все время поддерживалась изъ союзныхъ круговъ. Когда въ Одессу пріѣхалъ изъ Бухареста ген. Бертелло, онъ влилъ не мало оптимизма и бодрости въ сердца представителей анти-большевистскихъ круговъ, обнадеживъ приближеніемъ перелома въ діапазонѣ оказываемой матеріально-технической помощи. Русскихъ военно-начальствующихъ лицъ нервировало это постоянное откладываніе присылки подкрѣпленій, это несоотвѣтствіе обѣщаній реализаціямъ. А тутъ еще стало рѣзко сказываться столкновеніе отдѣльныхъ индивидуальностей: горячій и не всегда достаточно сдержанный командующій вошками ген. Гришинъ-Алмазовъ не умѣлъ ладить съ полковникомъ Фрейденберомъ, такъ легко поддававшимся нашептываніямъ всякихъ интригановъ, особенно самостійническихъ. Чрезмѣрно мягкій и уступчивый ген. А. С. Банниковы главноначальствующій Одессы, вызывалъ рѣзкую критику французскаго штаба. Совмѣстно съ ген Гришинымъ-Алмазовымъ дѣйствовалъ г. Энно, оппозиціонно настроенный къ своему же, французскомъ штабу. Вокругъ полковника Фрейденбера стали, помимо украинскихъ самостійниковъ, группироваться и нѣкоторые русскіе общественные дѣятели и представители политическихъ объединеній. Атмосфера была напряженная и сгущенная. Ее нѣсколько разрядилъ пріѣздъ въ Одессу ген. Франше д'Эсперэ. Этотъ генералъ слылъ за руссофоба, онъ опредѣленно мало сочувствовалъ вмѣшательству въ войну съ большевиками, взгляды его на русскую проблему не отличались широтой или глубиной, что онъ доказалъ хотя бы сухимъ и надменнымъ пріемомъ, оказаннымъ делегированному къ нему ясской конференціей полковнику И. М. Новикову, которому французскій генералъ счелъ возможнымъ заявить, что "les russes sont des traîtres" (эта неосторожная и грубая фраза расшифровывалась, повидимому, какъ ссылка на Брестъ-Литовскій миръ, за который патріотическіе круги, представлявшіеся И. М. Новиковымъ, казалось бы, не отвѣтственны).