Николай Rostov - Фельдъегеря́ генералиссимуса. Роман первый в четырёх книгах. Книга третья и четвёртая

– Нет, погодите! – остановил я ее в дверях. – Скажите, а фельдъегерей действительно не зарезали?

– Этого я не знаю. Прощайте!

– Последний вопрос, – бросился я за ней в коридор. – Александр Васильевич к этому делу причастен?

– Да, причастен! – ответила княгиня Вера.

И ответила так быстро, уверенно и твердо, что я даже и не понял сразу, что она мне сказала. В первый момент мне показалось даже, что она сказала мне:

– Да, виновен!

На следующий день я проснулся в парусной комнате. Голова моя болела, словно с похмелья. Настроение было отвратное. «Что ж, – сказал я вслух, – княгиня Вера права. Дописать мне роман тут не дадут. Надо уезжать». И я стал собирать вещи. Вдруг зазвонил мой мобильник.

– И не пытайтесь! – услышал я незнакомый мужской голос в трубке. – Вас из дворца не выпустят, пока вы свой роман не допишите.

– Кто не выпустит? – оторопел я.

– А вы не знаете? – глумливо ответил незнакомец.

– Нет, не знаю! – возмутился я. – И кто вы такой, чтобы мне угрожать?

– Помилуйте, разве я вам угрожаю? Наоборот, господин писатель, я вас оберегаю. И, кстати, вы отлично знаете, кто я такой. Мы с вами встречались. Неужели забыли? Ведь это я передал вам тетрадки Порфирия Петровича.

– Так это были вы? – спросил я с дрожью в голосе.

– Да, это был я, – не сразу ответил он мне. – Вспомнили?

Разумеется, я его вспомнил – и ужас охватил меня.

Думаю, необходимо рассказать вам, как оказались у меня тетрадки Порфирия Петровича Тушина.

Дело было так.

Первую часть своего роман я писал дома. И вот, любезные мои читатели, стоило мене ее закончить, как раздался телефонный звонок – и я услышал в трубке этот голос:

– Нам необходимо встретиться!

– Зачем?

– Мне поручили передать вам пакет.

– Пакет? Что за пакет? Кто поручил?

– Что за пакет, я не знаю, хотя и догадываюсь, что в нем. А поручил мне его вам передать Порфирий Петрович Тушин!

– Тушин? Порфирий Петрович? – рассмеялся я. – Да знает ли вы, милостивый государь, – издевательски продолжил я, – что Порфирия Петровича Тушина?..

– Знаю! – перебил он меня. – Но вам только кажется, что вы его выдумали. – И незнакомец расхохотался. Его хохот столь знакомым мне показался, что я подумал, не привидение ли хохочущее мне позвонило?

Нет, я подумал тогда совершено о другом человеке. С привидением Чичикова я еще не был знаком. Это я сейчас уверен, что голос у позвонившего очень похож был на его голос. А он издевательски продолжил:

– Нет, я не привидение Павла Петровича Чичикова. Не пугайтесь. А Порфирия Петровича, уверяю вас, вы не выдумали. Вернее, выдумали, конечно. Но вот ведь какая, как вы любите говорить, закавыка, любезный мой писатель! Он на самом деле существовал. Так что все, что вы о нем написали, истинная правда. И вам я сейчас это докажу! – И он мне слово в слово процитировал только что мной написанное.

Дошли до меня сведенья, граф, что вы мумию самозванца вашего Порфирия Тушина за мумию моего батюшки хотите выдать и в Москве в Благородном собрании выставить!

А ну немедля мумию этого тушинского вора ко мне в Санкт-Петербург!

Александр Первый

Разумеется, он меня удивил, но не убедил – и все же мы встретились.

Встречу он мне назначил в метро, в час пик. Я ждал его минут сорок – и когда решил, что он не придет, и пошел к эскалатору, он догнал меня и, на ходу торопливо сунув мне в руки толстый пакет, завернутый в газету, сказал: «Я вам позвоню!» – и скрылся в толпе.

Придя домой, я развернул газету. На пакете, перевязанном крест-накрест шпагатом, я прочел: «Николаю Эн. Передать в собственные руки 7 ноября 2003 года». В пакете оказалось пять толстых тетрадей в клеенчатых переплетах и письмо. Я разорвал конверт, вынул письмо и стал читать.

Господин писатель!

Позвольте объясниться.

Роман я Ваш прочел с большим удовольствием; но прошу прощения, что в соавторы к Вам набиваюсь этими своими тетрадочками. Надеюсь, последние слова мои Вы верно поймете.

Конечно, Вы большой выдумщик, но Ваша литературная фантазия не вымыслом, а правдой оказалась. И вот вам пишу. Уверяю вас, для меня самого загадка, как вы меня вывели в своем романе, как верно «угадали»! Непостижимо ведь все это. Думаю, Провидению так было угодно.

Ну а теперь к делу!..

Прочитав это, я возмутился. Я его, пророка нашего российского, «верно угадал»?! «Помилуйте, – вскричал я, – Порфирий Петрович! Вы же сами надоумили написать меня этот роман!» – и тут же опомнился. Видимо, были у Порфирия Петровича причины так мне написать.