Рудольф Баландин - Искушение свободой

Мы больше похожи на хамелеонов. Меняемся, выбирая себе разные роли в зависимости от ситуации. Это – не духовное преображение, а имитация его. Переход от одной роли к другой. Наш духовный мир пластичен, и мы этим умело пользуемся.

Бывает лицемерие, призванное обмануть окружающих. Однако благородные натуры, к которым я безусловно отношу князя Петра Кропоткина, ни в коей мере не лукавят. Они искренне играют свои роли, порой идя на подвиг и смерть…

Подчас не мы выбираем себе роль, а она выбирает нас. Великий импровизатор Судьба, Рок греческих трагедий – вот кто или что определяет во многом наш выбор. Можно ли противостоять тому, что происходит вокруг нас? Приходится приспосабливаться.

Мой отец – убеждённый атеист, мать – глубоко верующая христианка. Мне приходилось лукавить, приспосабливаться к нему или к ней. Не из страха наказания или ради выгоды, нет. Я не хотел их огорчать, и это хорошее доброе чувство заставляло меня лукавить. Сам того не сознавая, стал я агностиком, ещё не ведая, что это означает. Для меня одинаково близки и одинаково чужды были атеизм и христианство.

Обычно люди делают выбор между «то» и «это». У меня получилось иначе: «ни то ни это» или «и то и это» в зависимости от обстоятельств.

Мы не безвольные марионетки в руках Судьбы. Есть некоторые более или менее ограниченные возможности для выбора. Нам диктуют не только условия среды. Сказывается и наш внутренний духовный мир.

Мы сознаём только малую часть его. Тёмные глубины подсознания воздействуют на нас вне нашего рассудка. Мы над ними не властны… Не они ли они управляют нами? Нет, не только они…

Мысли о личности князя Петра Кропоткина завели меня в непролазные дебри. Придётся остановиться.

Кропоткин, без сомнений, человек незаурядный. Но ему приходится играть роль, не подходящую его натуре. Он мягок, добродушен, рассудителен. А подлинный анархист жёсток, жесток и безрассуден.

Таково моё мнение. Быть может, оно ошибочное. Наверняка – упрощённое. В глубинах нашей личности таятся неожиданные причудливые химеры.

Говорят, чужая душа – потёмки. Но и своя душа – не ясный день. Иногда со стороны ты видней, чем при взгляде в глубины своего «я».

Один уважаемый мною господин, знавший Петра Алексеевича в годы эмиграции, предполагает в нём скрытое стремление к власти. Это не власть деспота, сидящего на троне. Это власть учителя масс, духовного монарха.

Парадокс! Идеолог анархии с монархическими наклонностями.

Обдумав эту версию, я не нашёл её нелепой. Тем интересней было осмысливать жизнь и деятельность князя, появление которого в России заставил вспомнить образ князя Ставрогина.

Анархист и антихрист – созвучны. Не отражает ли это созвучие сходства по сути? Есть мистическая связь нашего князя-анархиста с героем романа «Бесы».

Было сказано Достоевским о Ставрогине: в нём есть простодушие и наивность. Это точно о Петре Алексеевиче! «Аристократ, когда идёт в демократию, обаятелен». Совершенно верно! Подлинные черты и манеры князя Кропоткина!

Удивительная и странная это фигура. Возможно, действительно разгулялись бесы на Руси, а тут и в самый раз появлению князя-антихриста… то есть анархиста.

Очное знакомство Сергея с Петром Алексеевичем было скоротечным. Вечером Сергей просматривал свои выписки из книги «Записки революционера» и размышлял о непростом характере мятежного князя.

Редкая удача: интервью с самим Кропоткиным! Расшифровывая стенограмму, Сергей обдумывал, как наиболее органично вставить сюда выдержки из нескольких статей Петра Алексеевича и интервью с ним, опубликованные в газетах.

Цельная картина не складывалась. Для начала он поступил просто: пересказал встречу и беседу с вождём анархистов, пообещав дать вскоре комментарий к статье с учётом российских реалий. Но эти реалии оказались весьма запутанными.

Свежий номер «Нивы». На обложке портрет Кропоткина и подпись: «Старейший из мучеников русской революции. Более половины жизни истинный борец за свободу провёл в изгнании. Теперь, спустя сорок лет после своего заключения, П. А. Кропоткин вернулся на родину, чтобы стать в ряды созидателей новой жизни России».

Его называют «дедушкой русской революции». Имеется и «бабушка»: Екатерина Константиновна Брешко-Брешковская, знаменитая эсерка. Но кто же тогда прямые родители? Ни названный дедушка, ни бабушка не стремились установить буржуазную демократию. Они – за свержение царя и против власти капитала.