– Оставят ли лесные, луговые и речные угодья за миром? Будет ли положен каковой новый оброк, али воевода разрешит платить по-старому? Куда следует нынче привозить рожь, мед, меха, и рыбу? Восхочет ли новый владетель добавить каковые другие повинности? – задавал, и довольно быстро, вопросы Василий.
И много ещё чего поспрошал у Кирилла Афанасьевича выборный староста. Но прежде, чем давать ответы, воевода обошёл все дворы, заходил в избы, смотрел в пристройки. Смерды жили не особо богато, но той бедности, что повидал боярин под Рязанью, не было. У многих было не по одной корове, свиньи с поросятами, паслись овцы. Удивительным для боярина Кириллы Афанасьевича показалось то, что не видать кур.
– С ними одна беда, – ответствовал староста Василий. – То ласка душит, то лисы таскают, то тетеревятник бьёт. К тому ж, петух, это первый изменник. Другой раз орать принимается, так его татарва за десять вёрст слышит. Вот и перевели их от греха подальше.
Спросил воевода об урожаях:
– Много ли собираете зерна?
– Родит земля, слава Богу! Одна незадача, настолько ртов маловато его. А вот на Дикое поле, хоть и пашня там богатая, выходить страшимся. Как татарин пшеничку али рожь заприметит, так начнет рыскать в окрест, да всенепременно тогда и выйдет на селище. Вот и таимся. По лесным полянам сеем, да помалу корчуем дерева, а на более у нас силы не достаёт.
От зернового оброка боярин Кирилл общество освободил. Сказал, чтобы семена копили на следующую весну. Когда поставят новую крепость у Красного городка, то станут давать наделы в трех верстах от неё, где будет защита от Дикого поля.
Староста Василий будто и не удивился такому известию, но воеводу благодарил и сказал:
– Что же, то дело доброе. Ежели хлебопашца от мира отрывать не станут, то желающих выезжать в поле на сезонность найдётся предостаточно.
Еще новый воевода освободил мир от пушного оброка на один год. Разрешил менять соболей и лисиц у проезжающих гостей на кому что в хозяйстве потребное. Однако же, на этот год увеличил рыбную дань и по мёду оброк; прибывших холопов и мастеровых, занятых на крепости, требовалось кормить усердно. Такое постановление старосте показалось не обременительным, и даже крайне выгодным, а потому он дал согласие с лёгким сердцем. Тем более, что боярин Кирилла Афанасьевич разрешил бортничество и рыбалку на своих отдаленных пока ещё пустующих угодьях.
Спросил воевода у старосты и мужиков для рубки дубов, обещая за таких не брать с мира оброка за целых два года.
И это показалось смотрителю порядка любым, но без общества такого обещания он дать не мог, за что у боярина испросил прощения.
– Вот повезем через пять дён провизию в новый детинец, тогда и ответ скажем. Уж не обессудь за таковые слова, – сказал староста Василий.
Когда уже ехали обратной дорогой, то довелось боярину Кириллу Афанасьевичу увидать птицу чудную, доселе им не виданную. Тихо скользя над речной гладью, летела громадина с крылами, чуть ли не в сажень. Потом вдруг, подломив хвост, устремилась к воде, ударила когтистыми лапами по гладкой поверхности и выхватила большую рыбину. Два резких взмаха, и взвившись, птица скрылась в лесной чаще.
Десятник Иван Чириков, по прозвищу Вислый, жил в здешних краях уже давно. Ещё двенадцатилетним отроком, оставшись после татарского набега сиротой, прибился он к Красному городку и попал к сторожу, которая несла дозор на Диком Поле. Сначала он смотрел за лошадьми, а когда малость подрос, стал ходить дозорным в степь. И надо было такому случиться, что в первом же своем карауле наткнулись они на татарскую рать, что шла на Пронск с Рязанью. Вёл то войско ордынский князь Елторай. Вот тогда Чириков своё прозвище – Вислый, и заработал. Почти всю сторожу, которая несла службу, татары побили. Остались лишь десятник – Никита Моховой, его помощник – Пётр Прищура, да Ванька. Татарская стрела попала отроку в плечо, а потому, потеряв поводья, вцепился тот в гриву кобылы, которая его и вынесла. Когда трое дозорных оторвались от татар, да в чаще укрылись, отрок едва висел на конской шее. С тех пор и осталось за ним Вислый да Вислый. Время шло, Иван окреп, стал уже сам водить десятку дозорных в Дикое поле, проживая там по два-три, а то и более месяцев. Не заметил Иван Чириков как годы ушли. Своей семьёй обзавелся лишь только тогда, когда перевалило за сорок годов. Сошёлся с вдовой из Секиринских починок, успел нажить двух дочерей, которых вместе со своей женой перевёз в Александровское городище. Чтобы перебраться в какие другие места, Иван Чириков не помышлял. С одной стороны, он уже не мог представить своей жизни вне Дикого Поля. С другой стороны, полюбились ему эти места, про которые знал множество всяческих чудных историй.
Читать дальше