Вик Бовэ - Сказ о жизни Сергия

– Быть мне сейчас у брата своего двоюродного, и ежели пожелаешь, за тебя спрошу. А ты потом зайди ко мне на подворье. Там и ответ тебе дам.

Когда боярин Кирилл в знак согласие голову наклонил, кивнул ему и князь пронский, а потом быстро направился в гридницу, где уж ожидал его великий князь рязанский Иван Иванович.

Ближе к вечеру того же дня пришёл Кирилл Афанасьевич на подворье пронского князя и велел доложить о себе. А ещё через минуту, отрок вёл его по переходам недавно отстроенного большого терема, где ещё пахло сосновой смолой.

Князь Александр Михайлович сидел в комнате со многими оконцами, а потому было не темно. На столе перед ним во множестве лежали различные грамоты, которые он просматривал. Увидев входящего боярина, поднялся навстречу, приобнял и посадил рядом.

– Вижу ты, Кирилла Афанасьевич, меня не признаешь, а был я тогда отроком малым и находился в Орде при дяде моем Василии. Ведь не вспомнишь меня?

– Не прогневай, княже, не могу тебя припомнить. В те дни народу в Орде пребывало много, да и мне не столько годов было с тем, дабы внимательно за всем наблюдать.

– О чём ты, боярин, речешь?! Нет у меня на тебя гнева, просто вспомнилась жизнь у татар и радость, что удалось живым оттуда уйти. Могли ведь, как и князя Василия удавить, кто помешал бы.

Боярин Кирилл вздохнул.

– Да, тяжела жизнь наша, и тогда, и сейчас, – сказал он. – Существуем и не знаем, когда и где конец придёт. На всё воля Божья.

– Твоя правда, Кирилла Афанасьевич, твоя, – тихо вымолвил князь Александр и встал. Поднялся и бывший ростовский боярин.

– Переговорил я с братом о твоём деле. Плести не стану, скажу прямо: не восхотел тебя Коротопол на службу брать. Боится. Сам как год сел на княжеский рязанский стол и нынче опасается отношение портить с Москвой. К тому же, есть у него договор, в коем величается он младшим братом. Отсюда выходит, что в воле он нового великого владимирского и московского князя Ивана Калиты.

Боярин Кирилл с удивлением посмотрел на князя. Тот взгляд понял.

– Так народ прозвал Ивана Даниловича. То ли за руки его загребущие, всё под себя затягивающие. Возможно, что и за сумку денежную, кою московит при себе всегда носит с денежкой мелкой да нищему люду подаёт. Вот и ответствовал мне братец двоюродный, что тверских и ростовский бояр на службу принимать не станет, так как всем им велено в Радонеже быть. Про то ему доподлинно известно, так как сия грамота из Москвы совсем недавно доставлена была.

– Спаси бог тебя, Александр Михайлович, что озаботился моими делами, – сказал боярин Кирилл, вставая.

Пронский князь снова его усадил.

– Как нынче мыслишь устраивать свою судьбу? – вопросил он.

– Пока не ведаю. Видать придется ехать в Радонеж, как и было велено московским наместником. Ежели, может статься, у тебя, княже, что для меня найдется?

– Ведомо ли тебе, зачем я нынче в Рязани уже вторую неделю сижу? – спросил князь Александр Михайлович.

– Нет, мне про то неведомо.

– А разве люд на посаде ни о чем речей не ведёт?

– Может статься, и ведут речи, да я мало прислушиваюсь. Своих забот хватает.

– Так оно даже лучше, – сказал князь пронский и подвёл боярина к столу. – Вот все сии грамоты говорят о праве моем на землю Пронскую, как отчину мою. Они дают мне право безраздельно править землями этими по собственному своему разумению. Но вожделеет мой двоюродный брат Иван Иванович сделать Пронск уделом своим, меня же принудить платить выход ему, а не в Орду. На карте сей видно, что все городища и селища до реки Прони, а от Прони до самого Красного городка на Вёрде, а от Вёрды и до Дону, были в воле Олега Ингваревича. Затем все сии земли от него перешли к прадеду моему Роману Святому, каковой за веру пострадал и смерть в Орде принял, но не опоганился. Однако Иван Коротопол выслушивать меня не желает, и приневоливает жить по его правде. И ещё возникло у него вожделение на моих землях садить своих вотчинников. Токмо не бывать сему! Даже ежели придётся мне за оружие взяться.

Князь Пронский посмотрел на боярина Кирилла, который слушал внимательно, вопросами не останавливал. Александру Михайловичу пришлось по нраву и то, что не увидал он в Кирилле Афанасьевиче испуга. Нынче многие вздрагивали от слов пронского князя, трусливо пряча глаза. Бывший воевода смотрел твёрдо и прямо.

– Давно мысль во мне зародилась, но для исполнения задуманного подходящего человека не отыскивалось, – продолжил говорить пронский князь. – Вот ежели бы ты отважился, то тебе бы препоручил. Дело сие многотрудное, но и награда станется немалой.