В последних числах декабря 1790 года после спектакля музыкантов попросили не расходиться, а собраться в большом зале с камином, в котором они обычно репетировали в холодные дни.
– Что случилось? -спросил Людвиг у Антонина Рейхи и добавил:-Может наш Архиепископ…
того…
– Для его тридцати. Нет.
Нефэ не стал много объяснять. Раскрыв дверь в большой зал он пропустил музыкантов вперед. Почти вся знать Бонна была здесь. Чета Вестфалей, Бальдербуши и Брейнинги (правда
не все, только старшие)
Рис-старший подтолкнул Людвига вперед, тихо шепнул:
– Сюрприз…
Граф Зальм стоял, склонившись около кресла придвинутого к самому огню,
что-то шептал, улыбался. Тоже мне-сюрприз, подумал про себя Людвиг. Он уже несколько раз играл в присутствии графа, говорил с ним, даже играл в четыре руки.
– А вот и наше молодое дарование,«папа».
Небольшая сухая фигура в белоснежном парике встала, опираясь на изящную трость. Улыбка-
первое, что бросилось в глаза Людвигу. Вся большая компания смолкла. Все смотрели на них.
Гайдн! Это был Гайдн. Людвиг несколько раз видел изображения «папы»на клавирных изданиях-ошибки быть не могло.
– Ну, если гора не идет к Магомету… -начал Гайдн и первым сделал два шага вперед.
Людвиг низко поклонился.
– Наш князь часто говорит о вас, юноша. Читал ваши произведения. Говорят, вы были у Моцарта.
– Да, Ваша…
Людвиг замялся. Как обращаться к великому Гайдну он не знал. Гайдн сам пришел на помощь
– Пусть-«папа», я не обижаюсь. Так мне даже проще. Вам надо учиться, ван Бетховен, учиться
много и упорно. Сейчас я еду в Лондон, сколько пробуду не знаю, но вас буду ждать в Вене.
Я не ревнив и не злопамятен. Хотите у Альтбрехтсбергера, а можете у меня. Главное учиться. В Вене
много учителей и решите на месте.
Обращаясь к Зальму, Гайдн низко наклонился.
– Если Ваше Сиятельство еще и соблаговолит выдать вам стипендию, то лучшего и желать нельзя.
Людвиг молчал. Вместо него сказал Вальдштейн:
– Мы все, все наше общество будем этому содействовать.
– Вот и хорошо. Я сообщу тебе, когда вернусь из Лондона, а ты уж постарайся, мальчик.
Все общество засмеялось. Сердце Людвига бешено билось.
– А кто его представит Альтбрехтсбергеру, -спросил Зальм.
– Ван Свитен, -ответил Людвиг.-Он меня видел у Моцарта.
На какое-то мгновение Людвигу показалось, что тень недовольства легла на лицо Гайдна, но мгновенная улыбка снова появилась на губах маэстро.
– Хорошо, -просто произнес он. Подождав снова добавил:-очень хорошо.
Желая, видимо, переменить тему, обратился к Архиепископу6
– Ох, я с одного бока слегка подгорел. Я еще не кабанчик.
Все снова засмеялись. Голос графа Зальма прозвучал торжественно и громко:
– Господ музыкантов и гостей просят за стол!
Уже за столом Людвиг наблюдал за Гайдном. Все, кто был рядом и напротив старались угодить старику. Бедняга едва успевал поворачиваться и кланяться. Оставалось лишь класть ему в рот и жевать за него. Старику неудобно.
– Вот это-слава, -тихо прошептал на ухо Людвигу Рис-младший.
– Мне это точно не грозит, -чуть зло произнес так же тихо Людвиг. Всех музыкантов усадили за самый дальний стол. Оттуда плохо видно и почти ничего не слышно, но смех и громкие шутки иногда достигают и дальнего стола.
– Хорошо, что еще не с кучерами и поварами, -заметил Нефэ.
– Но к музыке нас точно позовут, без нас не обойдутся.
Это как сказать.
Через два дня Лорхен спрашивала у Людвига о подробностях.
– Что сказал Гайдн? Как он себя чувствует? Что решил с тобой? Когда ты едешь?
На половину этих вопросов Людвиг мог ответить, а вот о сроках…
– Сейчас не знаешь чего ждать через неделю, а тем более месяц, -уклончиво сказал он.
Вошедшая в комнату Элеонора поддержала Людвига, но с легкой укоризной добавила:
– Да, это верно, но это все твои любимые…
Она замялась, с трудом произнося новое для немцев слово-«санкюлоты».
– …санкюлоты или, как их…
Людвиг тоже уже слышал это слово. В кабачке у Хойзера, в ресторанчике у вдовы Кох и ее очаровательных дочек только и разговоров, что о последних событиях за Рейном. Кто с радостью, кто с волнением, кто с нескрываемым злорадством, но все с интересом проговаривают слухи и газетные сплетни. Старики, понятное дело, ворчат: дернула же
нечистая ввязаться еще и с турками, а что турки австриякам сделали? пусть русские и разбираются. У знати свои аргументы-высокая политика,«людоеды» -французы, они еще
Читать дальше