Александр Чиненков - Христоверы

– Клянись соблюдать тайну о том, что увидишь и услышишь в собраниях, не жалея себя, не страшась ни кнута, ни огня, ни меча, ни всякого насильства!

Лица присутствующих обратились на потрясённого происходящим Сафронова. И, будто попав под власть непреодолимых чар, он, не слыша собственного голоса, выдохнул:

– Клянусь.

Услышав его, старец оживился и обратился к адептам ещё более возвышенно:

– Наш новый голубь, ступивший на корабль только что, женат и обвенчан в церкви православной! Так вот что я скажу ему – все попы поганцы и любодеи потому, что они женаты. Брак и крещения православные есть осквернение. Те, кто вступает в брак по церковным канонам, сознательно губят свою душу. Всем обвенчанным до прихода к нам с женою жить не возбраняется, но только как с сестрою. А у нас дозволяется иметь двух духовных жён. Плотские связи с ними обеими не составляют греха, ибо здесь проявляется не плоть, а духовная, «христова» любовь!

Сафронов ошарашенно слушал ересь, изрыгаемую Андроном. Он потрясён, угнетён и раздавлен. Едва живой, он стоял в центре круга, во все глаза глядя на старца и пытаясь понять – шутит ли тот или говорит всерьёз.

– А сейчас начинаем радения голоссалиями, – вдруг, как из тумана, донёсся голос Андрона. – Будем радеть до тех пор, пока святой дух не снизойдёт с небес в каждого из нас, так как мы, все здесь собравшиеся, люди избранные.

В горнице стало происходить невообразимое. Круг, в котором стоял Сафронов, распался, и хлысты расселись по лавкам, стоявшим вдоль стен. Большинство свечей погасили, и горница погрузилась в полумрак.

Под ритмичное пение, сопровождаемое похлопыванием тактов по колену, то один, то другой сектант выходили на «радельный круг» и пускались в пляс. От всего этого у Сафронова кружилась голова, но он не мог себе позволить встать и уйти.

Хлысты вдруг вскочили разом и встали в круг. Распевая голоссалии, они плавно покачивались, стоя на месте. Но это длилось недолго. Через короткий промежуток времени круг стал оживляться и расширяться.

Затем, как по взмаху волшебной палочки, «хоровод» радеющих сектантов распался. Образовав пары, хлысты запрыгали по горнице туда-сюда. Вскоре и пары распались. Хлысты пошли в пляс по одиночке. При этом они выкрикивали голоссалии с выпученными от натуги глазами.

Шум, визг, стоны переполняли горницу, и среди всего этого хаоса можно было разобрать лишь истеричные выкрики: «ой, бог!», «ой, благодать!», «он, он святой дух!».

Сафронов схватился за голову. Ему с каждой минутой всё больше и больше казалось, что он сходит с ума. Переполняемый отчаянием, он закрыл глаза, и крик вырвался из его груди.

Андрон, расталкивая других, поспешил к нему.

– Кричи, ори, не стесняйся, голубок! – зашептал он в ухо находящегося в истеричном состоянии Сафронова. – Не жалей себя, барин! Волосы рви, рыло царапай, чтобы громче вопль исторгался из нутра твоего! Благодать на тебя нисходит аж с седьмого неба, благода-а-а-ать!

Пелена заволокла глаза, но Сафронов увидел, как Андрон вошёл в круг и сбросил с себя одежду. Оставшись в чём мать родила, он стал кружиться и приседать, ударяя ногами в пол. Следуя его примеру, хлысты стали срывать с себя одежду и в обнажённом виде прыгать, кричать, визжать, радоваться и жестикулировать. Затем женщины распустили волосы и бросились к мужчинам с объятиями и поцелуями.

Сафронов с протяжным стоном закрыл глаза и стал оседать на пол. С ним рядом вдруг появился старец Андрон, держа за руку бледную Евдокию. Старец сорвал с неё одежду, схватил за волосы и повалил на распростёртое тело Сафронова.

– Вот он, муж твой духовный, Евдоха! – процедил он сквозь зубы. – Теперь ты его до скончания века, а я, Христос твой, повелеваю тебе исполнять, как есть, все его запросы и прихоти…

Тем временем в горнице погасли свечи, обессиленные хлысты свалились на пол, отовсюду слышались стоны. Это пришло время кульминационного завершения радений, называемого свальным грехом.

Шла зима 1916 года.

Силантий Звонарёв курил в сенях самокрутку, с грустью наблюдая за чистившими во дворе снег родителями. Страшные ожоги, изуродовавшие его руки, не позволяли ему работать физически.

Мягкие хлопья снега падали на крыши домов и устилали двор и дороги. Вокруг было тихо. «Ничего, потерпите немного, – думал Силантий, глядя на стариков. – Весной я изменю вашу жизнь. Перевезу из села в город, дом добротный там куплю, а сам уеду. Далеко, в Китай поднебесный. Там здоровье свое поправлю, от ожогов избавлюсь и снова в Самару вернусь. А там…»