Владимир Молодых - Судьба казака

Работало безотказно, проверенное временем, – «слово и дело». Вождь ничего не изобретал: все новое – это было еще не совсем забытое царское старое. Во всем он исходил из принципа: хороший враг – мертвый враг. Непримиримых оппозиционеров из старых партийцев он уничтожит физически в первую очередь. За ними последуют все те, кто был свидетелем его дореволюционного ничтожества. Теперь он бог на земле, он солнце, – а на солнце не должно быть пятен! Для всех же сомневающихся и неблагонадежных вождь запустит машину вселенского размаха по уничтожению «врагов народа», врагов его власти – Гулаг!

Колесо этого молоха обильно смазывали кровью… «Врагов народа» находили повсюду, даже на других материках. Ко двору, как говорится, пришелся и «главный буревестник революции» Горький. Теперь уже истребляли неугодных, гнали их на каторгу и в ссылку под его «молитву»: «Кто не с нами – тот против нас». Он стал духовным отцом террора в стране: «Если враг не сдается, то его уничтожают», – советовал писатель. Почему же он стал заложником нового строя? Так ли уж было безвыходно автору «Жизнь Клима Самгина»?…

Врагов на Руси никогда не жаловали

Масштабы террора росли. Гулаг, эта машина смерти, едва справлялся. Бесконечные вереницы этапов переполняли лагеря и каторгу, так что молох истребления, так называемых «врагов народа», захлебывался, работал на пределе.

Однако оппозиция не отступала. Она понимала, что построить на лжи и страхе можно лишь режим диктатора. Ведь, если социализм построить невозможно без Госкапитализма, так что же тогда строит вождь?

Это была горькая правда. Этого не мог не осознавать вождь, как и всех ее последствий. Но было уже поздно. Да и кто на переправе меняет коней.

Грохотом будней великих строек вождь убеждал своих врагов по партии, что и без Ленина, мол, мы построим социализм.

Но пророчества гения сбылись, и мы, наши читатели, стали свидетелями краха режима под названием социализм.

Трагедия свершилась. Революция 1917г. всего лишь потрясла цивилизованный мир, но не могла разрушить, то, чего зримо уничтожить было нельзя, тот столп, на котором стояла Империя, – Имперский дух! А вот зримым выражением этого духа было и будет, – пока будет жив имперский дух, – самодержавие. Когда власть и толпа, стоящая у трона, по одну сторону, а народ – по другую. А потому народ, как ты его не ублажай, всегда будет в оппозиции к любой власти.

Не было и не могло быть врагов народа, были, есть и будут враги самодержавия, а потому число «врагов народа» будет только расти. Под одобрительные крики толпы «выявлялись» целые партии и группы «врагов народа», а это по убеждению вождя, отражало лишь усиление классовой борьбы в стране и рост угрозы существованию его власти.

Если старых большевиков уничтожали вначале поодиночке, потом группами и даже «съездом», то казачество и духовенство гребли под гребенку – от мала до велика. Они, как сословия, подлежали полному истреблению. Геноциду… Да и что делать, «если враг не сдается?…его уничтожают».

Вот так просто и ведь, как кстати, пришлись эти слова «великого буревестника», а точнее предвестника того, что принесли стране 30-е роковые годы…

…Вагон для заключенных, приговоренных решением суда к смерти, загнали, согласно секретного предписания, в глухой тупик железнодорожной станции.

А через три дня командой «на выход» был вызван Дауров, некогда бывший казачий полковник…

В вагоне «смерти», как окрестила его сама охрана, другого повода для вызова, как на расстрел, не было. А накануне Старшой конвоя по всей форме посетил, как полагалось по предписанию во всех случаях остановки вагона, военного коменданта вокзала и получил пакет под грифом «секретно».

В вагоне, как и водилось во всех подобных, так называемых, исправительных заведениях, начальников никто не знал из заключенных ни имени его, ни фамилии. В этих заведениях имен никому не положено иметь, как и в стране, – а лишь кличка. В стране – Хозяин, в лагерях – гражданин начальник, а здесь просто – Старшой. При этом порядки здесь, что в стране, – одни и те же. Словом, командовал в вагонах всем Старшой. Правда, здесь была одна особенность: по разным причинам Старшой этих вагонов, а вагонов, заметим, было два, долго не задерживались, месяц – два от силы. Порою, конвойные толком Старшого и разглядеть не успевали, не то что имя его узнать, а уж ему ведут замену.

Читать дальше