Павел Гельбак - Сын чекиста

Но Кока не слушает Манечку. Он старается угодить своей тяжелой палкой с женщиной-рыбой на рукоятке по буденовке Шкилета.

— Отдай ридикюль, чмур! — кричит Кока. — Я видел, как ты его спрятал, шкура!

— Не смейте бить ребенка! — перехватывает Кокину палку парень в расстегнутой тужурке, из-под которой видна тельняшка.

— Это не тот мальчик... — растерянно говорит Ванда. — Это другой...

Но ее никто не слушает.

— Пусти палку, хламидник! — неистовствует Кока.

— Ты что сказал? — наступает парень. — Это я хламидник? Я?! А ты нэпманская рожа...

Назревает драка. Шкилет, пользуясь замешательством, сует Вовке ридикюль и шепчет:

— Припрячь пока...

Вовка неловко сует ридикюль в карман пальтишка. Но в кармане и без того тесно. Там лежат всякие нужные вещи — стреляные гильзы, гайка, пустая коробка от папирос «Сальве», обертки от конфет, проволока, кусочек ремешка. Вовку хватает за руку широкоскулая девица с телячьими глазами и ехидно говорит:

— Такой маленький, а уже воруешь?!

Сквозь толпу протискивается милиционер. Девица сует ему под нос ридикюль. Вовку волокут в милицию. Кока, запахивая шубу, зло бросает:

— С пеленок воровать начинают...

В милицию вваливаются целой оравой. Милиционер крепко держит за руку Вовку. Дежурный окидывает толпу взглядом, долго вертит в руках женскую сумочку с блестящими застежками, почему-то вздыхает, кладет ридикюль на стол и спрашивает:

— У кого ридикюль сперли?

— Вот у этой гражданочки, — торопится объяснить Кока. — А я, значит, приметил...

Дежурный окидывает взглядом сына колбасника — от белых бурок до каракулевой кубанки с зеленым верхом, перекрещенным золотыми шнурками.

— Ваши показания, гражданин, нам пока без надобности... Садитесь и ждите.

— Нужна тебе была эта шмара! — шипит Коке Манечка и злобно поглядывает на Войтинскую.

Ванда красива, поэтому Кока и ввязался в эту историю.

— Гражданочка, ваш ридикюль? — обращается к Ванде дежурный.

— Мой, мой! — торопится Ванда. — Но этот мальчик его не брал.

Дежурный огрубелыми пальцами отдирает от пера соринку, пододвигает к себе стопку бумаги и крупными, прыгающими в разные стороны буквами пишет протокол допроса. Войтинская называет дежурному свое имя, отчество, фамилию. Говорит, что приехала из Харькова. В Елизаветграде у нее мать-старуха...

Вовка постепенно успокаивается, в комнате тепло, его клонит ко сну. Но спать ему не дают.

— Эй, пацан! — толкает его милиционер. — Как тебя зовут?

— Володя.

— Ты чей? Как фамилия твоя будет?

Вовка хочет назвать фамилию Якова Амвросиевича, но вдруг вспоминает, что это дедушка — Свистунов, а он Рывчук. Мать не раз говорила: «Ты у меня Рывчук».

— Бабкина — Свистунова, а я Рывчук, — отвечает Вовка.

«Рывчук... Рывчук! И похож! — Ванда вскакивает. — Неужели это сын Арсена?»

— Скажи, Вова, у тебя есть папа? — ласково спрашивает она мальчика.

— Батько? Мой батько матрос был. Вот кто!

— Матрос? Твоего отца Арсений звали? Да? — чуть не кричит Ванда.

Вовка совсем не удивлен: его отца все должны знать!

— Что же это вы, гражданочка? Выходит, знакомый мальчик ридикюль-то свистнул. Уж вы как-нибудь промеж себя договоритесь... — И милиционер почему-то облегченно вздыхает.

У освещенного подъезда милиции Ванда вглядывалась в лицо Вовки. Боже, как похож на Арсена! Те же глаза, нос. Как бы обрадовался Арсен, если бы она привезла Володю в Харьков! Да, но мать этого ребенка жена ее мужа. Как это дико: у ее мужа есть жена!

Когда Арсения перевели в Харьков, вслед за ним поехала и Ванда. Ока любила. Впервые по-настоящему любила. Уйдет Арсен, и жизнь ее будет пустой. Воскресить для мальчика отца — значит потерять мужа. Арсений перестрадал гибель Катюши и сына. Зачем воскрешать мертвых? Зачем ломать жизнь живым? Нет, она никому не отдаст своего счастья!

Ванду вывел из задумчивости детский голос:

— Тетя, а тетя... Можно, я домой пойду?

— Конечно! Вот только зайдем в магазин, я тебе конфет куплю...

Высокий потолок расписан яркими красками: упитанный амур, хитро прищурившись, целится из лука. Кончик стрелы направлен в угол, где стоит узкая железная кровать, покрытая серым солдатским одеялом.

Здесь когда-то веселилась харьковская знать. В пышных нарядах вальсировали жены и дочери заводчиков, купцов, банкиров. Кружились в вальсе блестящие офицеры и дельцы. Комната гостиной в доме крупного сахарозаводчика. В двадцать втором году ее по ордеру получил Арсений Рывчук. Комната Рывчуку не понравилась. Куда матросу этакая махина? Зал, да еще с колоннами!