Павел Гельбак - Сын чекиста

Все заботы по дому перешли к Якову Амвросиевичу. На базар была снесена каракулевая горжетка — его свадебный подарок Марии. Горжетка стоила дорого, но сейчас Яков Амвросиевич сумел сбыть ее юркому молодому человеку всего за два фунта сливочного масла и пачку обесцененных зеленых кредиток. Только дома Свистунов обнаружил, что в брусок масла был засунут творог. А Вовке нужна была манная каша, да и ему с женой есть надо было. Яков Амвросиевич теперь постоянно ощущал сосущую боль под ложечкой: «Голодные колики», — как определил он.

Голод был непривычен для официанта. Чего-чего, а еды ему всегда хватало!

По вечерам, согреваясь под толстым ватным одеялом, Свистунов мечтал теперь не о собственном ресторане, а о свиной отбивной с косточкой, о картошке-пай! О том, чтобы купить еды на припрятанные сокровища, он и не помышлял.

Яков Амвросиевич расправил на столе страницу старой газеты, в которую было завернуто так неудачно купленное масло. Это был «Одесский листок». Сквозь жирные пятна с трудом угадывались слова. Шевеля сизо-желтыми усами, Яков Амвросиевич стал читать ноту, направленную Директорией французскому командованию в Одессе:

«Директория признает совершенные ею ошибки и просит помощи у французского командования в борьбе против большевиков».

Он прочитал, что Директория отдает себя под покровительство Франции и надеется, что теперь большевикам придет конец.

— Как ты думаешь, большевики долго продержатся? — спросил Свистунов у жены.

— Сколько надо, столько и продержатся. Принеси пеленки.

— Пеленки, пеленки! Никогда с тобой ни о чем не поговоришь!

— Мальчик-то мокрый...

Поднимаясь со стула, Яков Амвросиевич глянул в окно — и обмер. На противоположной стороне улицы стоял высокий мужчина и пристально глядел на их окна. Что ему надо? Спрятавшись за занавеску, Свистунов стал наблюдать. Через бушлат от левого плеча к поясу тянулся желтый ремень. На нем в деревянной коробке висел огромный пистолет. Видать, какой-то начальник большевиков. Что ему нужно?

— Принесешь ты пеленки? — Мария Александровна спустила с кровати все еще стройные ноги. — Дай туфли, я сама принесу.

— Сейчас я... Тут какой-то... — Яков Амвросиевич заторопился на кухню.

В дверь постучали. Свистунов похолодел. «Конец! Сейчас все экспроприирует». Вытерев пеленкой пот, он обреченно открыл дверь и увидел не грозного матроса, а заказчицу.

— Входите, входите, — засуетился Свистунов.

Заказчица впорхнула в комнату и радостно затараторила:

— Мария Александровна, дорогая моя, мы гордимся вашим мужеством. У меня есть знакомый комиссар. Он хочет видеть меня в скромном ситцевом платьице работницы. Боже, этим мужчинам так трудно угодить! Сергей Валерьянович, тот любил шелк! И сверху и снизу — шелк. А этот называет шелковое кимоно отрыжкой прошлого и требует ситец. Эпоха — с ума сойти можно! Посмотрите. Не правда ли, хороший ситчик?

— Я больна...

— И слушать не хочу! Не могу же я шить у мадам Жабо! Комиссар говорит — она типичный эксплуататор и ее нужно к ногтю!

Яков Амвросиевич представил себе, как давят ногтем мадам Жабо, и внутри у него все затряслось. А заказчица продолжала атаковать Марию Александровну. Она пообещала за шитье два фунта пшена и в придачу банку консервов. Это было целое состояние, и Мария Александровна согласилась.

Угодливо улыбаясь, Яков Амвросиевич проводил заказчицу до двери.

— Прошу, мадам, — пропустил вперед женщину Яков Амвросиевич.

— Вы старомодны, товарищ! — Заказчица окинула Якова Амвросиевича презрительным взглядом и вдруг кокетливо и призывно заулыбалась.

У крыльца стоял человек в бушлате. Это ему улыбалась женщина, это для него зажглись ее глаза.

— Слушай, папаша, ты здесь живешь, что ли? — донесся до Якова Амвросиевича глухой голос.

— Здесь. — И Свистунов, словно кролик на удава, уставился на матроса.

— Официант Свистунов?

— Да, да! — обреченно закивал Яков Амвросиевич.

— Екатерину Юзко знаешь?

Как утопающий хватается за соломинку, так Яков Амвросиевич ухватился за имя падчерицы.

— Она большевичка! Воевала вместе с вами, — затараторил он. — Мы как ее родственники имеем право на ваше доверие...

— Что с ней?

Яков Амвросиевич прислушивался лишь к голосу своего страха.

— Героически погибла в боях против контры...

— Погибла? Катерина погибла! — изменился в лице матрос.

Официант перекрестился.

— Упокой, господи... — И, спохватившись, добавил: — Мы как родственники погибшей героини вправе рассчитывать на ваше покровительство, товарищ комиссар.