Дэвид Лоудз - Генрих VIII и его королевы

Король Генрих VIII провел свое последнее Рождество в Лондоне, будучи очень болен и занимаясь делом о государственной измене Ховардов. Екатерина, вместе с Марией и Елизаветой, накануне Рождества уехала из Вестминстера, чтобы провести праздник в Гринвиче. 16 января король все еще занимался делами, но неделей позже он только периодически приходил в сознание. К этому времени он наконец понял, что умирает, возможно, слишком поздно, чтобы послать за женой или детьми. Итак, Екатерины не было рядом с ним ни во время его последней болезни, ни в момент его смерти. Мы не имеем сведений о том, как она отреагировала на это известие. Никто из комментаторов не говорил об ее горе, даже о каких-то сетованиях, и вполне возможно, что ее преобладающим чувством было облегчение [224] Фрэзер (395) говорит, что «ее чувства были, несомненно, искренними», но я не смог обнаружить никаких следов подобных чувств. . Ее роль была не из легких, и хотя, будучи респектабельной вдовой и отличаясь удивительным самообладанием, она никогда не была замешана ни в одном скандале, ей, вероятно, довелось оказаться мишенью опасных нападок, так как она не знала, где подвести черту в выражении своих религиозных воззрений. Все, кто имел дело с королем, ходили по натянутому канату, и поскольку она никогда не чувствовала к нему большой эмоциональной привязанности, ее освобождение от вынужденного исполнения долга можно было бы только приветствовать. Теперь, в свои тридцать пять лет, она получила возможность найти более значимые для себя отношения.

Поскольку она была последней из королев Генриха и в связи со значимостью правления малолетнего наследника, которое должно было начаться после его смерти, Екатерина стала довольно противоречивой фигурой. До возвращения короля из Франции ее считали идеальной супругой. Она продвинула свою собственную семью, насколько это было возможно, и покровительствовала священнослужителям-реформаторам и ученым. Она взяла себе девиз «Быть во всем полезной», и ее роль в заботах о королевских детях практически его подтверждала. Она не была синим чулком и временами проявляла странный антиинтеллектуализм, но по всем признакам неизменно одобряла все, что Генрих делал для образования своего сына. В первый год своего брака она, казалось, имела мало претензий, и один недавний комментатор заметил, что в ее письмах королю в период Булонской кампании нет той нотки дидактики, которая абсолютно очевидна в письмах Екатерины Арагонской, написанных в подобных же обстоятельствах [225] Mattingly, Catherine, 120–121. . Однако в конце 1544 года, кажется, намечается некоторая перемена. Возможно, положение регентши пробудило в Екатерине политического зверя, который до этого мирно дремал. Более того, ее религиозные воззрения явно укрепились. Она предприняла по крайней мере одну попытку заинтересовать Генриха в протестантском альянсе, когда император подписал односторонний договор с Францией. В феврале 1545 года ее секретарь Уолтер Баклер сопровождал королевского парламентария Кристофера Монта в поездке, целью которой было создание союза между Англией, Данией, Гольштейном и Гессеном. Это вовсе не означает, что сама идея принадлежала королеве, потому что подобная схема наметилась еще в 1539 году, но участие секретаря подразумевает ее причастность к этому делу [226] James, «The Making of a Queen…», 140–142. . Эта миссия сохранялась в полной тайне, но была прекращена через шесть месяцев, когда не обнаружилось никаких результатов. Год 1545 был занят в основном приготовлениями к войне с Францией, которая пыталась совершить широкомасштабное вторжение в течение июля. Эта армада вернулась в Солен без каких-либо серьезных боев, потому что английский оборонительный флот оказался хорошо подготовленным. Не сумев также отвоевать Булонь, Франциск к осени был готов к мирным переговорам, и, может быть, по этой причине поиск нового альянса был прекращен. Именно в течение этого года Екатерина начала также усиливать свою евангелическую деятельность и, возможно, перешла невидимую границу между ортодоксальным реформизмом и протестантизмом. Вторая из ее богословских работ, «Сетования», была написана или в конце 1545 или в начале 1546 года и демонстрирует враждебность к католической церкви, которая еще незаметна в «Молитве и Размышлении». «Сетования» — это наступательное, почти агрессивное произведение новообращенной, и если это отражало тон ее речей весной 1546 года, тогда нетрудно понять, почему короля можно было убедить в том, что она преступила границу.