Дэвид Лоудз - Генрих VIII и его королевы

Насколько в это время был известен данный эпизод врагам Крэнмера, не вполне ясно. Возможно, они вскоре обнаружили, что их целям противодействуют, но они могли не знать, почему это происходит и каким образом. Тогда завязались дискуссии, в которые были вовлечены Норфолк, Гардинер и лорд Расселл, и было решено попробовать еще раз. При создавшихся обстоятельствах подобная настойчивость означала полную неспособность уловить настроение короля, но они, вероятно, решили, что ошибка заключалась в тактике, а не в стратегии. Через одну-две недели, возможно, к концу апреля, они приготовили новую уловку [212] Redworth, 200–201, где раскрыта роль Гардинера в этих махинациях. . На этот раз, вместо того, чтобы опираться на обвинения, выдвинутые какой-то группой провинциального духовенства, они сами пойдут к королю, настаивая, опираясь на свой статус законных советников, что архиепископ виновен в ереси, но его обвинители слишком нервничают, чтобы выступить с показаниями, пока он не под арестом. Это была тактика, подобная той, какую использовали против Кромвеля, и все зависело от хорошо известной внушаемости короля, когда он находился в обществе людей, ему достаточно известных. Официально король на следующий день на заседании совета согласился на арест Крэнмера, но позже, этим же вечером, послал главного помощника из тайного кабинета, Энтони Денни, доставить к нему Крэнмера. Разговор, который тогда завязался, согласно Морису, был удивительно похож на тот, который происходил на королевской барже незадолго до этого. Генрих дал понять, что он прекрасно знает, каким образом разрабатывается техника подобных ударов и может даже сознаться в своих собственных слабостях. Раз Крэнмер в Тауэре, обвинения посыплются обильно и скоро, а Генрих не сможет доверить ему контроль над ними:

«… если они посадят вас в тюрьму, скоро объявятся три или четыре плута, чтобы свидетельствовать против вас и обвинить вас, а теперь, пока вы на свободе, они не осмеливаются открыть рот или появиться перед вами… Я не так плохо к вам отношусь, чтобы позволить вашим врагам так вас уничтожить….» [213] Nichols, Narratives, 254–258. .

После этого он дал архиепископу колокольчик, который тот должен был использовать, когда его вызовут в совет, чтобы обратиться непосредственно к королю. На следующее утро задуманная сцена была разыграна четко и завершилась гневной речью короля на тему фракционной вражды и необходимости вынужденного примирения.

По каким мотивам Генрих устроил этот спектакль, не совсем ясно, и предполагалось, что он действительно изменил мнение в промежуток времени между арестом Крэнмера, на который он дал согласие, и вызовом его к себе. Это возможно, учитывая его склонность к скоропалительным решениям, но более вероятно то, что он желал преподать жестокий урок группе советников, излишнее рвение которых ему самому начало казаться утомительным. Возможно также, что он хотел самым эффектным способом продемонстрировать, что он не готов терпеть дальнейшие нападки на своего любимого прелата. Убеждения Крэнмера превратили его в почти идеального архиепископа для целей короля, и по крайней мере в этом случае Генрих знал, где лежат его истинные интересы. Следовательно, Екатерина и ее друзья-евангелисты с самого начала оказались при дворе, который больше сочувствовал их убеждениям, чем они могли предполагать. Крэнмер выиграл критическое сражение накануне ее брака, и после этого они стали союзниками в войне, которая в целом велась в их пользу. Конечная победа не была, однако, достигнута, пока сама королева подвергалась серьезной опасности, и евангелисты не могли этим удовлетвориться. Словно для того, чтобы предупредить их о деликатности ситуации, три сакраментария были сожжены в Виндзорском парке в первые дни после свадьбы [214] Ridley, Cranmer, 243. . Одна из разгадок устойчивости Крэнмера состояла в том, что он не был сакраментарием, и к осени 1543 года ни один из реформаторов не мог не понимать, какой линии придерживается король.

В период своего царствования у Генриха периодически появлялась потребность продемонстрировать то, что он на страже, и его балансирование на грани конфликта в связи с арестом Крэнмера может служить примером этой неприятной черты. Если это так, то консерваторам разгром был не столь опасен, как казалось сначала. В 1545 году одна дворянка из Йоркшира, по имени Анна Эскью, была арестована по подозрению в принадлежности к сакраментариям. Ее позиции имели крайний характер и выражались в агрессивной форме, так что она скорее всего закончила бы на плахе, но ее статус внушал определенное уважение ортодоксам. В следующем году это дело подтолкнул арест доктора Эдварда Кроума, который при допросе назвал множество других людей и среди придворных, и в лондонском Сити. Анна принадлежала к этому же заговору, и теперь ее стали пытать с целью выяснить ее связи с людьми из окружения королевы, в особенности с леди Денни и графиней Хертфорд. Она умерла, ни в чем не признавшись, кроме того, что была лично знакома со многими компаньонками Екатерины, которые выражали сочувствие ее трудному положению. Королева между тем продолжала обсуждать теологические проблемы со своими друзьями, а также с мужем. Так сложилось с первых дней ее замужества, и Генрих всегда позволял ей определенную свободу, выслушивая от нее, как говорили, суждения, которые никто не осмелился бы произнести. Используя это преимущество для дальнейшего продвижения реформ, она противостояла своим врагам открыто. Как-то, будучи раздражен одним из ее поступков, король пожаловался Гардинеру — не подобает, чтобы ему давала наставления жена. Это был воистину посланный небом шанс, и, забыв о своих прежних поражениях, епископ поспешил согласиться, добавив, что если король даст ему соизволение, то он представит такие свидетельства, что «… его величество сразу поймет, как опасно лелеять змею у себя на груди» [215] Единственный источник сведений о заговоре против Екатерины это Foxe, Acts and Monuments, V, 553–556. О последних исследованиях и в особенности о роли в нем Гардинера см.: Redworth, In Defence, 232–237. . Генрих дал свое согласие, как он сделал и в случае с арестом Крэнмера, были выдвинуты пункты и сложился план ареста Екатерины, обыска ее покоев и выдвижения обвинений по крайней мере против трех членов ее личного кабинета.