Фаина Гримберг - Примула. Виктория

— А мне подобное уважение представляется простою вежливостью!

— Нет, ты доверься мне и слушай! За всеми теми прекрасными словами, которые говорятся о женщинах в английских книгах, скрывается животная страсть. Настоящая женщина, которая действительно достойна поклонения, это, прежде всего, мать семейства, безупречная хозяйка дома. И если в основе восхищения женщиной будет лежать именно эта мера, то исчезнет всякий намёк на оскорбление женского достоинства. А если твои мысли кружат, как мотыльки, вокруг дома одной девушки, то как раз это и называется по-английски «любовью»! Смотри только не ставь, по примеру англичан, эту любовь выше всего на свете, не поддавайся страшному обману!

— К сожалению, мы слишком часто не понимаем настоящего смысла отношений мужчины и женщины, поэтому нам и приходится порою поэтизировать их!

— Ладно, я признаю, что под влиянием страсти мы разрушаем те простые отношения между мужчиной и женщиной, какие должны были бы существовать, и воспринимаем их ложно. Но разве только иностранцы виноваты в этом? Если неверны утверждения английской литературы, то неправильно и наше излишнее недоверие к женщине. Ведь чтобы спасти мужчин от пагубной страсти, одни поют гимны красоте любви и облагораживают её, другие преувеличивают её зло и проповедуют отрицание женщин, а это всё по существу различные отношения к одному и тому же чувству, и если уж осуждаешь одно, не следует оправдывать другое!..

Ещё недавно среди молодых индусов едва ли был возможен подобный разговор! Ещё недавно в Индии судьбу детей решали родители; принято было женить детей в возрасте восьми-девяти лет!..

Однако беседа продолжается...

— Да разве дело в отношениях мужчин и женщин? — возражает гость постарше. — Недавно я прочёл статью, в которой английский миссионер осуждает обычаи индуизма. Допустим, мне и самому отнюдь не всё в нашей религии нравится. Но слова иностранца бьют меня, словно анкуш — железное погоняло для слонов! Мы не можем позволить, чтобы с нашей страной обращались, как с преступницей, чтобы нас судили в английских судах, по английским законам. Принятие английских идеалов нас не унизит, но и не пробудит в нас чувство собственного достоинства. Ни перед собой, ни перед другими мы не должны стыдиться обычаев, законов, веры и устройства общества страны, где мы родились! Мы должны высоко поднять всё индийское и с гордостью нести его. Только так сможем мы защитить от оскорблений себя и свою страну! Я начал работать над новой книгой, она будет называться «Индуизм»...

— Это будет книга на английском языке? — спрашивает гость, до сих пор молчавший. В голосе его чувствуется лёгкая нотка вкрадчивости.

— Да, на английском, — отвечает машинально защитник и поборник всего индийского.

По лицам скользят насмешливые улыбки. Но, в сущности, все здесь настроены дружелюбно друг к другу. И тот, к которому эти улыбки относятся, тоже улыбается...

В беседу вступает самый юный из гостей:

— А я, хотя и сын брахмана, но давно перестал следовать обычаям брахманов! Помните, как на свадьбе Мохима мои родственники хотели устроить скандал из-за моих христианских привычек; поэтому я нарочно держался в стороне и молчал. Многие называют меня христианином, да и кем только ещё не называют! А я отвечаю на эти упрёки: разве христиане не люди? И если вы такой великий, избранный богами народ, то почему склонились перед моголами, а затем — перед англичанами?!

На эту тираду следует своего рода ответ гостя постарше:

— Прежде я, как и многие из нас, верил, что нет никакой надежды на нашу страну, на наше общество, на нас; полагал, что мы никогда не станем взрослыми, и англичане всегда будут нашими опекунами, что всё останется таким, каким оно есть теперь, и что нет никакой возможности бороться против могущества англичан и против глубокого невежества нашего общества. Большинство наших просвещённых соотечественников и по сей день так думает. Подобные мысли делают человека или эгоистом, или безразличным ко всему происходящему. Поэтому-то представители среднего класса ни о чём, кроме службы, не думают, а у богатых весь смысл жизни заключается лишь в том, чтобы добиться от правительства какой-нибудь награды. Наш жизненный путь очень короток, пройдём немного и... стоп, дальше идти некуда. Нам даже в голову не приходит мысль о какой-нибудь отдалённой цели, а поэтому и сборы в дорогу кажутся нам совершенно излишними. Прежде я думал, что буду служить, но теперь не хочу идти на службу к правительству. Нет, я не рассержен на правительство, но те, кто состоит у правительства на службе, слишком часто принимают его власть за собственную силу и, высокомерно гордясь ею, отрываются от народа. И чем больше проходит времени, тем глубже и шире становится этот разрыв. У меня есть один родственник, помощник судьи, теперь он уже в отставке. Однажды, когда он ещё служил в суде, окружной судья, англичанин, спросил его: «Бабу, почему ты оправдываешь столько людей?» — «Этому есть причина, сахиб, — ответил мой родственник. — Те, кого судишь ты, для тебя всё равно что собаки, а я сужу своих братьев». Да, были в те времена люди, которые решались говорить такие слова, не было недостатка и в таких английских судьях, которые слушали их. Но чем ближе к нашим дням, тем сильнее затягивалась на шее людей лакейская петля, и теперешний судья-бенгалец смотрит на свой народ, как на собак. И ему даже непонятно, что чем выше поднимается он как чиновник, тем ниже опускается как человек. Его опора — чужие, пришельцы, он презирает свой народ и поэтому несправедлив к нему. А это не принесёт нам счастья...