Фаина Гримберг - Примула. Виктория

Вронскому, бывшему при нём как бы главным церемониймейстером, большого труда стоило распределять все предлагаемые принцу различными лицами русские удовольствия. Были и рысаки, и блины, и медвежьи охоты, и тройки, и цыгане, и кутежи с русским битьём посуды. И принц с чрезвычайной лёгкостью усвоил себе русский дух, бил подносы с посудой, сажал на колени цыганку и, казалось, спрашивал: что ещё, или только в этом и состоит весь русский дух?

В сущности, из всех русских удовольствий более всего нравились принцу французские актрисы, балетная танцовщица и шампанское с белою печатью. Вронский имел привычку к принцам, но, — оттого ли, что он сам в последнее время переменился, или от слишком большой близости с этим принцем, — эта неделя показалась ему страшно тяжела. Он всю эту неделю не переставая испытывал чувство, подобное чувству человека, который был бы приставлен к опасному сумасшедшему, боялся бы сумасшедшего и вместе, по близости к нему, боялся бы и за свой ум. Вронский постоянно чувствовал необходимость ни на секунду не ослаблять тона строгой официальной почтительности, чтобы не быть оскорблённым. Манера обращения принца с теми самыми лицами, которые, к удивлению Вронского, из кожи вон лезли, чтобы доставлять ему русские удовольствия, была презрительна. Его суждения о русских женщинах, которых он желал изучать, не раз заставляли Вронского краснеть от негодования. Главная же причина, почему принц был особенно тяжёл Вронскому, была та, что он невольно видел в нём себя самого. И то, что он видел в этом зеркале, не льстило его самолюбию. Это был очень глупый, и очень самоуверенный, и очень здоровый, и очень чистоплотный человек, и больше ничего. Он был джентльмен — это была правда, и Вронский не мог отрицать этого. Он был ровен и неискателен с высшими, был свободен и прост в обращении с равными и был презрительно добродушен с низшими. Вронский сам был таковым и считал это большим достоинством; но в отношении принца он был низший, и это презрительно-добродушное отношение к нему возмущало его.

«Глупая говядина! Неужели я такой?» — думал он.

Как бы то ни было, когда он простился с ним на седьмой день перед отъездом его в Москву, и получил благодарность, он был счастлив, что избавился от этого неловкого положения и неприятного зеркала. Он простился с ним на станции, возвращаясь с медвежьей охоты, где всю ночь у них было представление русского молодечества».

Лев Великий зол и в достаточной степени прав, с ним такое часто бывает!.. Между прочим, воспитательницей великой княжны Марии Александровны была двоюродная тётка Толстого, Александра Андреевна Толстая. Она воспитывала великую княжну с тринадцати лет. Теперь принцессе пошёл двадцать первый год. Наконец-то сложные переговоры и перипетии брачной стратегии завершились свадьбой!..

Мария Александровна была принцесса как принцесса, обыкновенная принцесса европейского царствующего дома. Нежная, аккуратно одетая, в меру хорошенькая. Шейку оттеняет бархотка, локончики спадают на плечики. Она имела в своём характере много хороших качеств. Когда её мать была уже смертельно больна, великая княжна читала императрице, сидя у её постели, ежедневно Евангелие и проповеди популярного проповедника-реформатора Эжена Берсье. Великая княжна обожала мама, обожала папа, обожала Бога. Она готова была на многие жертвы. Она не очень любила общество пожилых дам и сановников во дворцах Санкт-Петербурга и называла их, не чинясь, «старыми колпаками». Она, подобно всем принцам и принцессам из дома Романовых, не любила также учиться и потому была не очень образованна.

Виктория не прислала в подарок будущей невестке ни колец, ни дорогих брошей, ни бриллиантового колье. И жениху и невесте прислала она по молитвеннику, а Марии Александровне — ещё и веточку мирта — символ невинности новобрачной под венцом.

Торжество получилось великолепным, каким только может быть торжество по случаю брака принцессы в стране, где не настолько давно отменили рабство, и где правят монархи, никак не ограниченные конституцией, которой нет! Английских гостей поражали устланные алыми коврами полы вокзалов, а также лакеи, разодетые в золото и пурпур, как венецианские дожи.

Православное венчание было наиболее внушительным и торжественным. 23 января 1874 года в придворной церкви Зимнего дворца возможно было полюбоваться духовенством в богатейших парчовых ризах, золотых митрах, с наперстными крестами, усыпанными драгоценными камнями. Пел великолепный хор певчих. Принцы, принцессы, император всероссийский, министры, дипломатический корпус в парадных мундирах, расшитых золотом не хуже лакейских. Титулованные дамы в изумительных туалетах блистают бриллиантами. Шаферы Марии Александровны — три её младших брата. Шафер герцога Эдинбургского — его младший брат, герцог Артур Коннаутский. Шаферы держат над головами брачующихся золотые венцы-короны. Затем торжественная процессия перешла в Александровский зал дворца, где был совершён англиканский обряд бракосочетания.