Андрей Гришин-Алмазов - Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич

Андрей бросился с Медведевым в Кремль.

Уже служили вечерню, но в Кремле толпилось почти всё московское боярство и окольничество. Все ждали, чем кончится скандал. Находясь в карауле, Андрей без задержек вошёл в Теремной дворец. Там, дожидаясь решения царя, толпились люди.

Нестройный гул голосов сразу умолк, когда вошёл Григорий Григорьевич Ромодановский-Стародубский, известный друг Матвеева, а за ним следом Иван Михайлович Милославский [105] Милославский Иван Михайлович (?-1685) — боярин, возглавил борьбу против Нарышкиных, один из организаторов Московского восстания 1682 г. , лютейший враг, и уже за ними сам Матвеев. Впервые бояре расступились перед ним, как перед равным. Он прошёл в среднюю палату, и рынды закрыли за ним дверь. Всё затихло в гробовом молчании и нервном ожидании. До глубокого вечера знать толпилась в палате, пока двери не раскрылись, и царь вышел с любимой кошкой на руках.

— Двадцать второго января состоится моё венчание с Натальей Кирилловной, дворянской дочерью Нарышкиной, — громогласно объявил он.

Вздох сорвался из уст присутствующих. Всё и вправду походило на колдовство. Этот вечер ещё припомнят Матвееву. Высшие вельможи царства поспешили поздравить Алексея Михайловича с назначением срока венчания, а затем волнующейся гурьбой поспешили из царёвых палат в свои хоромы.

Артамон Матвеев, уезжая, захватил с собой Семёна Медведева и Андрея Алмазова.

В доме Матвеева собрались все, кто старался поделиться своими размышлениями, выслушать другого — это было единственное место, где вели беседу бояре и дьяки, монахи и купцы, приходили даже явные враги Матвеева. Вот и сегодня, переживая за хозяина дома, сюда явились многие: боярин князь Григорий Ромодановский-Стародубский и монах Епифаний Славинецкий, дьяк Семён Алмазов и купец Афанасий Строганов, черниговский летописец Иван Алмашенко и учитель царевича Симеон Полоцкий. Глава же Посольского приказа боярин Афанасий Лаврентьевич Ордын-Нащокин был здесь впервые.

И хотя случившееся вызывало в их душах разные противоречивые чувства, однако все бросились поздравлять Матвеева с тем, что миновал его царёв гнев и опала. Его обнимали и целовали.

— Рад видеть тебя, боярин Афанасий Лаврентьевич, у себя во дому, — сказал Матвеев, увидев стоявшего поодаль Ордын-Нащокина.

— Зашёл к тебе, штобы ты ведал, што подмётные письма не моих рук дело.

— Я б того и не помыслил никогда о тебе.

— Мне готовиться к тому, штобы передать тябе Посольский приказ?

В ожидании ответа Матвеева все замерли.

— С чего ты взял, Афанасий Лаврентьевич? Слов государя о том не было.

— Однако всё идёт к тому. Государь прислушивается к тябе, а не ко мне. На военный договор с Польшей и возврат Киева не пошёл.

— Договор с Польшей — это уния с латинством, а Русь была, есть и будет православной, а Москва — Третьим Римом, оплотом веры. Да, мы должны воспринять то лучшее: ученье и мудрости латинянские, но не потеряв своей веры. Даже Симеон Полоцкий и ученик его Сенька Медведев, што за латинство ратуют, и те протеву твово договору. Сын твой в иноземщину убег, говоря, што на Руси мыслящих людей нет, он их найти не хотел, вот и не зрил. Ты уж прости мене, Афанасий Лаврентьевич, и ты тако же, кроме свово договора с Польшей, ничего зрить не хошь.

— Я в Посольском приказе до седых волос дожил, Артамон Сергеевич, боярством пожалован, а ты мене как отрока неразумного поучаешь. Што ж, спасибочки и на том.

Старик Ордын-Нащокин деланно поклонился, а затем чинно, с оскорблённым видом направился вон из дома. Андрей стоял и смотрел ему вслед. Артамон Матвеев подошёл к нему:

— Нехорошо содеялось.

— Да, нехорошо. Когда отца от приказу отъяли, я на боярина Афанасия злобу затаил, а сейчас жалость испытую.

— Ты жалостливый, жёнку хамовну кинул, — зло бросил Матвеев.

— Не, Артамон Сергеевич, мене от Алёны токма тюрьма али война отымет.

— Взбесился ты, дурной. — Затем, помедлив, добавил: — Ну коли так, возвращайся в караул.

— Воля ваша.

Выйдя на улицу, Андрей медленно побрёл вдоль домов. Снег приятно хрустел под ногами. Лучики месяца бегали по пушистым верхушкам сугробов. Ускорив шаг, Андрей поспешил в Кремль, подойдя к Боровицким воротам, он поднялся в стражную светёлку и остолбенел. В углу на лавке сидела Алёна. Увидев сотника, сидевший тут же стрелец поднялся и вышел.

— Я истосковалась по тебе, отдала сына соседушке и прибежала сама.

Молча Андрей прижал Алёну к себе.