Андрей Гришин-Алмазов - Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич

— Так что с того? — Аппетит у Месмера окончательно пропал.

— И гдей-то вы видели кого-нибудь, кто бы любил, штоб за ним досматривали?

Андрей доедал мясо и спокойно смотрел на Месмера.

— Вот и мени вы пригласили не просто так. Прослышали, што стрелецкого сотника брат в Посольский приказ пристроил, а сотник тот бражным злоупотребляет, вота и решили, раз пьёт, то за небольшие денежки любую грамоту перепишет и вам в собственные руки принесёт, лучше, чема на мздоимцев покрупнее большие деньги тратить.

Месмер сделал вид, что оскорблён:

— Зря вы так, господин Алмазов.

— Может, и зря. Тогда спасибочки за угощеньице.

Андрей поднялся и, не обращая внимания на Месмера, спустился вниз, накинул шубу и вышел на улицу. Конечно, если бы Приказ тайных дел продолжал существовать, Андрей согласился бы переписывать грамоты Месмеру и принёс бы ему много всякой ерунды, но приказа давно не было.

С соизволения государя, царя и великого князя Великой и Малой и Белой Руси Фёдора Алексеевича воевода и ближний боярин князь Григорий Григорьевич Ромодановский-Стародубский приступил к обдумыванию того, как надо создавать новую армию, которую было решено собирать не под Курском, как ранее, а под Орлом. Призвав к себе генерал-поручика Шепелева и Косагова, Ромодановский решил заблаговременно посетить этот город и заранее распределить, где, какие запасы для армии собирать. Из двухсоттысячного воинства, что содержала тогда Русь, семьдесят тысяч составляли полки нового образца, в момент сбора все эти тысячи надо было иметь возможность разместить в городе.

Перед отъездом он приказал генерал-майору Францу Вульфу проверить способности младших офицеров и подготовить замену погибшим и выбывшим. Правда, родовитую знать назначили на должности без всяких проверок.

В конце марта впервые за последние сто двадцать лет ближний боярин отправился по царёву делу не под охраной стрельцов, а под охраной солдат Коломенского полка. Генералы ехали в одной карете с боярином, обсуждая, что следует предпринять при нападении на Турцию в первую очередь. Косагов предлагал захватить Крым и все турецкие крепости вплоть до днепровского устья, Шепелев же советовал идти через Молдавию на Яссы, Ромодановский до времени воздерживался, понимая, что прежде всего надо подготовить войско, собрать новые полки и солидные запасы для ведения долгой войны. Причём сделать это так, чтобы Турция не прознала.

Так за разговорами второго апреля прибыли в Тулу. Снег стал совсем рыхлым, и лошадям было тяжело тащить карету. Тульский воевода попытался отговорить Ромодановского двигаться далее, но тот ни свет ни заря всё же собрался в путь.

Намучившись двое суток, под вечер четвёртого апреля Ромодановский с Косаговым и Шепелевым достигли Орла. Неожиданное потепление разрушило их планы, но сейчас им было не до них, уставшие и голодные, они сразу повалились спать в доме воеводы. Под утро полил сильный дождь, окончательно смывая снег. Реки Цона, Ицка, Крома, Рыбница, выйдя из берегов, переполнили Оку, и она разлилась морем, затопляя город и всё вокруг. Люди лезли на крыши домов, на деревья, спасались на холмах. Стоявшие на берегу реки дома смыло. Попавшая в поток скотина протяжно и жалобно ревела, увлекаемая в пучину. Все основные запасы пищи оказались под водой. Весь второй этаж воеводского дома был заполнен людьми. Старый конюх Архип, дрожа и тряся бородой, постоянно повторял, что за семьдесят годков его жизни в Орле никогды потопу не было и быть не должно, и то, наверное, Господь наслал второй потоп на всю землю за грехи. Его нытье парализовало людей, почти все молились, дети и многие женщины плакали.

Утром вышло солнце, дождь окончился, но вода не спадала. Солдаты со стрельцами, из тех, кого удалось найти в городе, стали спасать оставшихся в живых. Руководил работами Косагов. Ромодановский, глядя на всё это, обречено сказал Шепелеву:

— Видно, сам Господь не хочет сбора нашего воинства в Орле.

Так был отвергнут первый план подготовки новой войны с Турцией. Наводнение посчитали за Божье предупреждение и предначертание. Вода через три дня спала, и Ромодановский и генералы вернулись в Москву.

По дороге медленно ехал всадник, с грустной радостью озирая поля, луга и рощи, помнившие его детство и отрочество, и любопытным взором, как будто желая испытать память свою, искал с детства знакомые приметы. Впереди показалось озерко. Подъехав, он слез с коня и припал к воде, в которой часто плескался в отрочестве, и спокойствие вливалось в него вместе с прохладой. Утолив жажду, он взял коня под уздцы и направился к стоящему невдалеке старому дому. Вместо наезженной колеи от колёс к дому вела узкая змеевидная дорожка. Машинально он направился к красному крыльцу, где ещё висела на петлях резная дверь, и постучал. Лишь тишина ответила ему. Он постучал сильней и настойчивей, дверь отворилась, и он увлдел согбенную старушку, подслеповато смотревшую на него.