Вряд ли задумывались тогда молодые Лида и Вася Пономаренко, что, связав свою судьбу с Каневом и «Магнитом», приняв это смелое решение и сделав такой ответственный шаг, они в корне изменили не только свою жизнь, но и мою с сестрой, и последующих поколений. Для меня это стало примером того, что человек может и должен влиять на свою судьбу и формировать свое будущее. И за это я им безгранично благодарна.
Глава 2. Сладкое искушение
Недалеко от дома была большая лужа с темным илистым дном. Чтобы пробраться к ней, мне приходилось преодолевать высокую земляную насыпь и старую, поросшую сорняками свалку. В один из жарких летних дней я обнаружила, что лужа высохла, дно растрескалось и стало похоже на черные плитки шоколада. Некоторые «плитки» были еще влажные, словно подтаяли на солнце, и глянцево блестели, другие, наоборот, уже пересохли и скрутились в трубочки. Неожиданно найденная огромная «шоколадка» подействовала на меня завораживающе, и в следующее мгновение я бросилась собирать «плитки», сразу же отправив первый кусок в рот. Получилось невкусно, уж точно несладко и до слез обидно. Я начала выплевывать землю, растирая ее ладошкой по заплаканному лицу, и мне очень-очень захотелось, чтобы прямо сейчас у меня в руках оказался цветик-семицветик* (Сказка «Цветик-Семицветик», В. Катаев, 1940). Сорвав один из семи лепестков, я бы запустила его по ветру и сказала: «Лети, лети лепесток, через запад на восток, облети вокруг Земли, быть по-моему вели!» – и в тот же миг эти черные пластинки превратились бы в настоящий шоколад или мягкий черный гематоген, который мама иногда покупала в аптеке через дорогу.
Со сладостями у меня всегда были особые отношения. Я получала их либо по праздникам, либо когда кто-то приходил в гости, но при этом всегда только за хорошее поведение. У нас никогда не лежали конфеты в вазе на столе, как это было принято у других, а все куда-то пряталось. Может, поэтому мне всегда их так сильно хотелось, а может, и по другой причине: ведь сладости мне давали, только если я их заслуживала, то есть была хорошей девочкой. В такие моменты меня хвалили и всячески показывали, что любят, и чем больше я съедала сладостей, тем лучше выглядела в собственных глазах. Не знаю, что было для меня тогда важнее: конфета или внимание родителей, в любом случае получение обычной конфеты стало в какой-то момент моей главной целью, синонимом счастья, синонимом родительской любви, внешних проявлений которой мне так недоставало.
Однажды моя безудержная тяга к сладкому чуть не привела к беде. Доставая из-под шкафа закатившийся красный резиновый мячик, я обнаружила на полу белые круглые таблетки, похожие на сладкие витаминки-аскорбинки. Забыв про мяч, я тут же собрала их в ладошки и, спрятавшись за шторой у окна, быстро съела. Были они сладкими или горькими, я не запомнила, но вкус воды с марганцовкой, которой мама промывала мне желудок, обнаружив пустые обертки от нафталина, отпечатался в памяти навсегда.
Приезжая в гости к бабушке в село, я первым делом спрашивала, есть ли у нее конфетка. Бабушка заговорщически, словно это был только наш с ней секрет, улыбалась, и я тут же неслась в дом перетряхивать тумбочки и шухлядки. Не найдя заветный мешок на нижнем уровне, я забиралась на спинку дивана и, встав на цыпочки, начинала прочесывать рукой по фанерному шкафу сверху. Где-нибудь в дальнем углу, между альбомами со старыми, выцветшими фотографиями, какими-то белыми узелками, круглой синей медицинской лампой и мамиными пожелтевшими школьными тетрадями мешок со сладостями обязательно находился. Схватив добычу, я прыгала вниз, садилась на диван и опустошала его, старательно сворачивая и складывая пустые обертки обратно в мешок. Сперва уничтожались шоколадные конфеты, затем батончики и ириски, после чего наступала очередь карамелек и барбарисок, а напоследок и сахарного печенья – ну не оставлять же его с пустыми фантиками!
Позже, в школьные годы, втайне от родителей я покупала на сэкономленные от обеда деньги шоколадный батончик с мягкой начинкой, тут же его разворачивала, откусывала большой кусок и мгновенно съедала. Самой вкусной была середина, которая таяла во рту и которую не нужно было долго разжевывать. При всей моей неистовой любви к сладостям я не умела их есть, точнее, получать удовольствие от медленного таяния шоколада во рту или рассасывания сладкой карамельки: все мгновенно разжевывалось, перемалывалось, перетиралось и заглатывалось. Ключевым для меня являлся сам факт поедания конфеты.
Читать дальше