Александр Немировский - Пифагор

— На того, кто не знает эллинского и финикийского языков, — отозвался Пифагор, — ибо ему не ясно, что на твоём языке Бирса — крепость, а на нашем — шкура. Вообще же басни — злой рок, висящий над прошлым всех великих народов. И творят их все кому не лень — и друзья, и враги. Выдумка с Бирсой, пожалуй, самая безобидная из них.

С плоской кровли храма Баал-Хаммона открывался вид на занятый Кархедоном полуостров. Стена обегала всё его огромное пространство, то спускаясь в низину, то взбираясь на холмы. Сверху она казалась змеящейся дорогой, столь же широкой, как улица, по которой они недавно шли. В лучах утреннего солнца блестели окаймлённые зеленью черепичные кровли Магары, городского района, населённого знатью и богатыми судовладельцами. За заполненным человеческими фигурками квадратом агоры тянулась ещё одна стена, а за нею открывалась словно бы проведённая циркулем голубая окружность военной гавани с маленьким островком в центре. Корабли не были видны, но можно было догадаться, что они под кровлей обнимавших искусственное озеро доков. Узкий проход соединял внутреннюю гавань с треугольником внешней.

— Вот твои корабли, — сказал Абдмелькарт. — Знал бы ты, какой из-за них пришлось выдержать бой. Я его выиграл. Ты сможешь покинуть город. Путь твой будет проходить вдоль западного побережья Сикелии, чтобы твоим планам не смогли помешать наши соперники.

— Неужели они существуют? — спросил Пифагор.

— Наш город может показаться неодолимым только чужестранцу с высоты Бирсы, — улыбнулся суффет. — Ведь наше сухопутное войско состоит из наёмников, содержание которых для нас обременительно, а управление требует высочайшего, доступного немногим искусства. Мы можем положиться только на корабли. Так что в этом плавании тебе не увидеть ни Акраганта, ни Сиракуз.

Абдмелькарт шлёпнул себя по лбу.

— Совсем забыл! Подойдём поближе к храму.

Они остановились у медной фигуры огромного быка с наклонённой головой, словно готового броситься на первого встречного.

— Я не знал, что кархедонцы почитают быка, — сказал Пифагор.

— Это чудовище мы захватили при взятии Акраганта.

— Почему чудовище?

— Таковым сделал его Фаларид.

— Это, кажется, правитель Акраганта? — вспомнил Пифагор.

Суффет наклонился и показал на брюхе быка крышку с запором.

— Сюда, — продолжил он, — Фаларид загонял свои жертвы и разжигал под брюхом костёр. Вопли несчастных в раскалённой меди слышались мычанием. Вот те, кто обвиняет нас в жестокости. Не подумай, что моими устами говорит зависть к удачливому сопернику. Твои корабли до Эрика поведёт один из местных жителей Сикелии — Дукетий. Побеседуй с ним, и ты узнаешь, как эллины обращаются с другими народами. Вслед за Регием, куда тебя доставит Дукетий, ты можешь остановиться в любом из эллинских городов южного побережья Тиррении — в Кротоне, Сибарисе, Таранте, Метапонте, а оттуда, если пожелаешь, продолжить свой путь куда угодно.

— Я понимаю твоё беспокойство, Абдмелькарт, — сказал Пифагор. — И я согласен с решением Совета. Наши корабли не дадут никому опасного перевеса над вашим флотом. Более того, я могу тебе твёрдо обещать, что ни сейчас, ни в будущем не стану поддерживать твоих недругов.

— Я счастлив, что отразил грозившую тебе опасность, — проговорил суффет. — Мои предки, нарушив данное им предписание о месте основания колонии, оказались у истоков вражды финикийцев и эллинов. Я хочу исправить эту оплошность. Наше будущее не на берегах этого большого озера, какое мы называем морем, а в океане, где имеется множество побережий и островов, полных сокровищ.

Глаза Пифагора загорелись.

— Я видел океан с берегов Индии и понимаю, о чём ты говоришь.

— Ты был в Индии?! — воскликнул Абдмелькарт. — Тебе известен путь в страну, дающую нам слонов?! Ты великий мореплаватель?

— О нет. Я простой пешеход. Мореплавателем я стал лишь на сороковом году жизни, когда над моей родиной нависла беда. Меня не интересовали золото и драгоценные камни Индии. Меня привлекла древняя мудрость. Она движет мною и теперь. Она ищет выхода, чтобы не замкнуться в себе. Она ненасытна.

— Ты употребил слово «ненасытна». Ненасытен не только дух. Почему бы нам не продолжить наш разговор за трапезой? Обещаю тебе — собачины не будет.

— Надеюсь, что также телятины, баранины и свинины, — добавил Пифагор.

— Как?! — воскликнул суффет. — Ты вообще не употребляешь мяса?

— Камбиз объявил вам войну из-за собак. Мне бы его власть... Я бы ополчился против всех, кто питается теми, в ком бессмертная душа.