Александр Немировский - Пифагор

— Тебя же здесь все слишком хорошо знают, чтобы спутать с Эвномом! — закричал Мнесарх.

— Но не наёмники. Что касается тебя, придётся немедленно покинуть остров.

— Так, сразу? Бросить дедовский дом? Оставить родные могилы?

— Но не прибавлять же к ним свою? Вспомни о судьбе Фокеи и Теоса. Те, кто вовремя ушёл, из этих городов, остались людьми, а тот, кто побоялся оставить добро и родные могилы, достался вместе с ними варварам. Желающий быть свободным не должен медлить и колебаться.

Говоря это, Пифагор уловил опущенный долу взгляд отца. Ранее тот словно бы не замечал его ног, так же, как избегал затрагивать во время бесед то, что ему казалось ненормальным в поведении или в речах сына.

— Давай я принесу тебе тёплой воды, — проговорил Мнесарх.

В это мгновение дверь задрожала от ударов.

— Спокойно, отец, — проговорил Пифагор. — Спокойно, мой дорогой. Ведь мы с тобой договорились обо всём.

Квадрат, образованный корабельными доками и линией мола, колыхался сотнями голов. Кто устроился на обструганных брёвнах, кто на кучах опилок. Судя по выражению лиц, согнанные свыклись с неизбежностью, хотя и страдали от ожидания. Скорей бы!

Время от времени оглашалось очередное имя. Писцы, сидя за столами с развёрнутыми папирусными свитками в руках, вызывали по одному. Их интересовал возраст, прохождение военной службы на море или на суше. Пифагор заметил Меандрия, что-то втолковывавшего писцам.

Наконец глашатай выкрикнул: «Эвном!» — и Пифагор приблизился к столу. Лицо Меандрия удивлённо вытянулось.

— Как ты тут оказался?!

— Как все. Мне нет пятидесяти.

— Но тебя нет в списке!

— В списке есть Эвном, и я его решил заменить. Разве это не естественно? Брат за брата.

— Но ты ведь не корабельщик и не воин.

— Зато я знаю языки, — возразил Пифагор. — Поверь, это может принести пользу. Кроме того, мне хочется устранить мучающее меня упущение: я никогда не был в стране, с которой связано столько чудес и небылиц.

Меандрий неодобрительно пожал плечами:

— Почему же тогда ты не посетил Египта при жизни фараона, дружившего с Поликратом? Теперь его царством правит безумец, и стремиться туда — не меньшее же безумие.

— Часто называют безумием то, чего не в состоянии объяснить, иногда же возбуждение, которого удаётся добиться искусственным путём.

— Говори яснее.

— Персидские цари, открывая совет, спрашивают, все ли приняли хаому.

— Хаому?

— Это сок какого-то неведомого нам растения, обладающего свойством обострять силу ума и развязывать языки. Не выпившие хаомы на царский совет не допускаются, чтобы мысли их не были скованными, а язык лживым. Должен сознаться, что отец, узнав о принятом мною решении, тоже назвал меня безумцем. Но кому-то надо обезуметь, чтобы спасти Самос.

Меандрий покачал головой:

— Я вижу, ты непреклонен. Можешь оставаться. Я вношу тебя в список вместо брата. Но на посадку не выходи.

Из разговора Пифагор заключил, что все остальные перед посадкой на суда будут распределены по кораблям и выстроены. Задание для людей, незнакомых со сложными подсчётами, отнюдь не лёгкое. Ведь кроме данных, имеющихся у писцов, надо учитывать также вместимость судов: Пифагор заметил, что у мола стояли старинные пентеконтеры, триеры, а также самояны. Поэтому, видимо, предварительно команды будут собраны у мола, а затем отведены на палубы.

Быстро стемнело. Пифагор, положив под голову мешок, расположился у брёвен и мгновенно погрузился в сон. Он пробудился от чьего-то шумного вздоха. Полная луна освещала склонившееся над ним широкое безбородое лицо со вздёрнутым носом.

— Залмоксис! Как ты тут оказался? — удивился Пифагор.

— Господин уехал, как только начался переполох. Меня он не взял с собою. Ведь я пугаю коней. Критяне схватили меня и привели сюда вместе со всеми.

— Я вижу, ты чем-то взволнован. Что случилось?

— Там, в доках, люди, — сбивчиво заговорил Залмоксис. — Я отсюда слышу плач и проклятия. Вот сейчас некто уверяет, что Поликрат отправил гонца к Оройту и вызвал его на остров, чтобы тот от имени царя приказал отправить самосские корабли в Египет, ибо тиран с тираном всегда найдут общий язык и нет для тирана никого опасней собственных граждан. Я понял, что это родственники скрывшихся. Ворота не охраняются. Замок легко сбить.

— Дай мне, мальчик, пожать твою руку, — сказал Пифагор. — У тебя доброе сердце.

— Господин, почему ты называешь меня мальчиком? Ты же видишь, что у меня крепкая рука!