Борис Голлер - Мастерская Шекспира

Марло вошел в комнату и сразу, без приглашения, рухнул на стул за чужим столом, как за своим. Стол выделялся в полупустом помещении. Не было больше ничего, кроме кровати и комодика.

– Вина не дашь? – спросил Марло как-то само собой, как естественное.

– Ну конечно, – сказал хозяин комнаты Уилл. Принес тотчас бутылку и два стакана.

– Ты сам-то пьешь? – осведомился Марло.

– Но немного…

– А-а…

Ну и порядок у тебя, – сказал гость чуть не с отвращением. – Кто-то прибирает, что ли?

– Да нет, я сам.

– Я бы так не мог. Ты бы видел, что творится у меня!

– Я видел. Я же был…

– Ах да. Я запамятовал. Но художник не должен жить в таком порядке! Знаешь Пиля? Здесь пишет, здесь и жрет, и срет. А жена и дочь жарят ему жаворонков на ужин. Все рукописи в масле подсолнечном… И полный ночной горшок у стола.

– Да я не умею в беспорядке! Мне не работается!

Марло глотнул вина, много глотнул, С удовольствием. Даже показалось – он им полощет горло, прежде чем заглатывает.

– А ты не будешь пить? – осведомился. Пожал плечами. – Ты странный! Это та самая пьеса? «Генрих VI»?

– Да, – сказал Уилл.

Марло принялся читать рукопись из разрозненных листков. Бумага была в те поры дорогая, ее берегли, потому рукопись была заполнена правкой до отказу.

Марло читал внимательно, ничего не скажешь. А Уилл зажег и поставил пред ним еще одну свечку.

– О-о! – сказал Марло. – Ты даже не жалеешь денег на свечи?

– Как их жалеть? Я при них работаю.

– Странный ты. У вас в провинции все такие?

Уилл пожал плечами.

– Есть всякие! – он знал, что пойдут вопросы.

– У тебя там семья?

(Разумеется. Этого разговора новенький не любил, как мы уже поняли.)

– Да. Дети. Трое, – сказал с неохотой.

– А почему ты их не возьмешь сюда?

– Им тут будет неуютно. И как я буду тогда зарабатывать для них деньги?

– Ходишь по мальчикам?

– Нет.

– По девочкам? Учти, розы в этом районе – сплошь заразные! – «Розами» именовали проституток. И театр «Роза», что скрывать, был назван в их честь – для привлечения публики. И почти не было антрепренера театра, который не владел бы еще борделем. – Винчестерских особенно бойся!

(«Винчестерскими» звались жившие в доме епископа Винчестерского.)

– Да и женщины вообще, от них дурно пахнет, – сказал Марло. Он, верно, ожидал продолжения разговора, но Уилл промолчал тактично. И он вновь уткнулся в рукопись. Читал с интересом. А Уилл с известным авторским волнением смотрел на него.

– Про королеву Маргариту и Сеффолка сам придумал?

– Ну да…

– Это хорошо. Впрочем… Но это ж второй сюжет, как-никак… параллельный!

– А пусть! – сказал Уилл.

Марло снова отвлекся.

– Ты что, у винчестерских никогда не был?

– Почему? Только редко. Раза два или три…

– Смотри, не заразись! Вот почему мальчишки лучше! А Маргарита тоже любит его?

– Сеффолка? Конечно! – откликнулся почти радостно. – Он и вытащил ее из Франции королю Генриху в жены. Надеялся на ее милости.

– И как? Добился? Милостей?

– А как же!

– Мне нравится, пожалуй, – Марло стал читать вслух:

– Ишь! – сказал он. – Неплохо… Только… жирно пишешь!

– Что значит – жирно?

– Метафор много.

– Может быть! – согласился собеседник.

Гость снова оглядел стол. С непониманием или завистью. Стол был лыс, как череп. «Аккуратист!» – выругался про себя. Ничего, кроме рукописи и принесенной гостю бутылки с двумя стаканами. Да еще на самом углу – две книжки в стопку. Холиншед, конечно – куда денешься от Холиншеда? И кипа исписанных листков, скрепленных каким-то металлических зажимом. Марло взглянул: это был, конечно, Холл: книга про «союз благородных и величественных семейств – Ланкастеров и Йорков» (это тех, что развязали войну Алой и Белой розы). Хозяин сам переписывал, должно быть!

Марло покачал головой:

– Художники так не живут!.. Но у тебя что-то получается. Скажу Хенслоу, – почти без перехода: – Ты у меня украл несколько фраз. Но мне все равно. На театре все крадут…

– Я их просто помнил!

– И слава богу! Но мне все равно. Все крадут!

Никто не верил в затею Давенанта. Если по правде – он сам не верил. То и дело слышал вопросы: «А вы полагаете, кто-нибудь еще способен идти сегодня в театр?» (Подразумевалось: «после всего, что произошло?»)