Борис Голлер - Мастерская Шекспира

– Я просил Грина, но он отказывается. Загордился вовсе… А ведь я и его вытащил из грязи. И совсем недавно было!

Через несколько дней в Шордиче, у лодочной переправы, он повстречал того, о ком шла речь. «Новенького»… (Город был еще сравнительно мал, хоть и быстро разрастался, и все могли встретиться со всеми.)

Совсем молодой человек провинциального вида и покуда скромен. Все они пока скромны, если только из провинции!

– Ты, говорят, уже актер? – спросил Хенслоу.

– А как же! У «Слуг лорда Стрейнджа», – ответил тот с гордостью.

– Не у Сассекса разве? Я – Хенслоу. Хозяин театра «Роза».

– Я вас знаю.

– Правда? Что, надоело держать лошадей у театра?

– То было только начало. За Лондон надо платить!

– Ого! – изумился Хенслоу. – Ты, конечно, издалека?

– Из Стратфорда.

– За Оксфордом? Был однажды. Грязное местечко. Один рынок сносен!

– Не знаю. По мне, так красиво! Арденский лес, Эйвон…

– Мне показалось – скучно. Говорят, у тебя там семья?

– Дети. Трое.

– А почему ты не берешь их в Лондон?

Не стоило спрашивать так. Парень явно надулся.

– Моя семья не будет жить так, как здесь живу я! – отрезал он.

– А чем ты плохо живешь?

– Крыс много…

– Где их нету? А в Стратфорде вы живете без крыс?

– Но там дом!

И Хенслоу пришлось сбавить обороты. Он не мог понять: нравится парень ему или нет.

– Слышал, ты пьесу для меня можешь поправить!

– А чья пьеса?

– Ого! А тебе не все равно? Я автора сам не помню. У меня почти все пьесы – переделки. У них много авторов. Ты учился в университете?

– Нет. Только в грамматической школе.

– А-а, как Кид? Но знаешь латынь?

– Немного. И греческий. А платить будете?

– Как новичку. Но поскольку тебя рекомендует Марло… Он теперь пишет сам и не хочет отвлекаться. Чем ты так понравился Марло? Ты его любовник?

– Нет. Я вообще предпочитаю жен…

– Ну это правильно. Прости! А я думал… Если получится, я чуть надбавлю. Возьмешься?

– Да. Я смогу.

– На Марло не рассчитывай. Он не поможет. Если ты ему не любовник.

– Я знаю. Я справлюсь. Если что-то не умею – я научусь!

– Ты честолюбив. Как все провинциалы…

– А разве в наш век можно без честолюбия?

Новенький появился в Лондоне в 86-м или в 87-м XVI века и всем казался сперва человеком заурядным. Из тех, кто пороха не выдумает, а может, считает, что и не стоит выдумывать.

Он снимал небольшую комнатку в Шордиче, у старой вдовы. У него мало кто бывал. Он походил на человека, который ждет чуда судьбы, но покуда не свалилось это чудо – тих и покорен.

Сперва говорили про него: «Это тот, кто держит лошадей у театра?» Он начинал, как «служитель при лошадях». Многие зрители приезжали верхом – дорога к театру была грязной. Театры обычно располагались за чертой города. Он знал толк в лошадях.

Потом услыхали, он принят уже в театр суфлером или помощником. Кто-то из коллег отличил его голос – голос приятный. Даже не мешало типичное уорикширское произношение. Он стал наемным актером. На маленькие роли, проходные. Но не просто статистом.

Все знали, что он оставил семью где-то в провинции – иные злословили: бросил! – но он беспокоился об этой семье и по возможности слал ей деньги. Деньги его интересовали, кажется, больше всего. Это делало его зажатым и несколько осторожным. Он не брал участия в попойках и пышных встречах, избегал дружеских сближений, в которых обязательно надо рассказывать что-то и о себе – не только слушать других. Вообще в кругу, в котором все хотели заработать, но предпочитали хвалиться своим безразличием к благам земным и тратами вперемежку с нищетой, он выглядел белой вороной. Он поднимался в жизни, как по крутой лестнице. Медленно…

Марло подтрунивал над ним. Грин и Нэш откровенно издевались. Он был недостаточно образован, а они как-никак – «университетские умы»… (Кроме него таким же неучем слыл Томас Кид – одна лишь «грамматическая школа» да и то провинциальная, но Кид, считайте, уже знаменит – на сцене его «Испанская трагедия».)

В кругу, где безденежье, несчастье и крутой нрав считались как бы метой художества натуры, новичок меньше других походил на художника.

А кому пришло в голову впервые дать ему переделать старую пьесу для постановки и что за пьеса – по сей день не знает никто и вряд ли узнает.

Но предложение Хенслоу, да еще с подачи Марло, явно было не первым.

Во всяком случае… сэр Уильям Давенант (будущий сэр), сам драматург – а он почитал себя им, – вполне мог сочинить этот диалог с Хенслоу… Да диалог, вероятно, таким и был!