Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том четвертый

Женщина оценила свой маникюр.

– Надо сходить в салон, – решила она, – а что касается выплат, то средства лишними не бывают, но Герберт-старший прав, не стоит ворошить былое, – сроки давности по преступлениям давно прошли, но Матильда не хотела, чтобы сын узнал об их уголовных делах.

– Все забыто, – муж шелестел спортивными страницами, – документы уничтожены, я вообще сидела на востоке, но осторожность еще никому не мешала.

Матильда не интересовалась спортом, но считала себя обязанной поддержать мужа и сына. Штрайбли болели за «Баварию», однако футбол на Олимпиаде, по их мнению, был неинтересным.

– Баскетбол динамичнее, – весело сказал сын, – в финале нас ждет схватка СССР и США, – Матильда вспомнила, что нынешний матч тоже обещает упорную борьбу. Муж и сын болели за югославов.

– Они тоже социалисты, – заметил Штрайбль-старший, – но я не собираюсь поддерживать СССР. Из двух зол надо выбирать меньшее…

Поток машин на шоссе двигался медленно. Матильда заметила рядом с мерседесом ободранный белый фургон. За рулем сидел смуглый парень.

– Наверняка, турок, – хмыкнула она, – Герберт-старший прав, правительство само создает себе проблему. Они наплачутся с эмигрантами, надо ограничить въезд швали в Германию, а лучше – запретить совсем, – Штрайбль-старший славился консервативными взглядами.

– Но тогда на заводах не останется работников, – хмыкнула Матильда, – молодежь не хочет вставать к станкам…

Летом в центре Мюнхена появлялись стайки дурно одетых парней и девчонок, мучающих дребезжащие гитары. Матильда считала хиппи, как их называли в газетах, бичом Германии.

– Все начинается с дурацкой музыки, – сказала она мужу, – а заканчивается, не приведи Господь, – женщина перекрестилась, – тюрьмой. Посмотри на Баадера и Майнхоф, – террористов арестовали летом, – они из приличных семей, а что из них получилось…

Предок Баадера был философом и профессом Мюнхенского университета. Муж успокаивающе сказал:

– Герберт почти каждый отпуск проводит с нами, милая, – сын всегда сопровождал их в Рим, – он вырос порядочным мальчиком и у него нет таких приятелей…

Матильда поняла, что сын ни разу не упоминал о девушках. Ей отчего-то стало страшно.

– Не дай Бог, – она помолилась про себя, – Иисус, Мария и все святые, защитите нас от такого зла, – Матильда не хотела произносить это слово.

– Герберт нормальный мальчик, – твердо сказала она себе, – он дружил только с парнями, но у подростков часто так бывает, – чтобы отвлечься, она достала из сумочки французский Vogue. Слабо зная язык, она покупала журнал больше из тщеславия. Матильда открыла снимки осенних коллекций.

– Французы умеют одеваться, этого у них не отнимешь. Герберт стал часто ездить в Париж, – пришло ей в голову, – он хорошо говорит по-французски, – Матильда полюбовалась очень красивой девушкой в скромном, почти монастырском наряде.

– Только блузка у нее прозрачная, – усмехнулась фрау Штрайбль, – снимали в венцианском палаццо, – девушка отрешенно смотрела вдаль.

– Надин для осенней коллекции дома Сен-Лоран, – Матильда вспомнила лицо девушки, – она, кажется, известная модель, – женщина осторожно сказала:

– Герберт, смотри, какая хорошенькая… – муж пробурчал:

– Не отвлекай его от вождения, – белый фургон отстал от мерседеса, – двадцать пять минут второго. Надо еще выпить кофе перед матчем, – впереди маячила олимпийская башня, как назвали конструкцию в Мюнхене. Герберт не мог не улыбнуться.

– Мы все успеем, папа, – он кивнул матери.

– Очень красивая. Я ее знаю, мы познакомились в Париже. Она сейчас в Мюнхене, – Герберт обещал себе поговорить о Надин с родителями, но пока не собрался с духом.

– Я хотел сначала объясниться с ней, – он исподтишка выбирал кольцо в витринах ювелиров, – пусть такое и старомодно, у нас еще ничего не случалось, – несмотря на работу в журналах, Надин, по его мнению, была хорошего воспитания.

– И не случится до свадьбы, – понял Герберт, – это правильно, она порядочная девушка, – мать ахнула:

– Ты знаком с моделью! – Герберт смутился.

– Надин снимается ради карманных денег. Она изучает историю искусств в Эколь де Лувр. Она бельгийка, из хорошей семьи, даже воспитывалась в монастыре, – мать одобрительно сказала:

– Католичка. И она светловолосая, – Герберт рассмеялся:

– Это ради съемки. У нее волосы цвета темного каштана, – он свернул к малой арене, – мы столкнулись в кафе и подружились, – он заметил, что мать толкнула отца локтем в бок. Адвокат нацепил очки.