Валентин Гнатюк - Святослав. Хазария

Неподалёку на холме ярко пылало и возносило огненные языки к небу огромное пожарище – это горела недостроенная деревянная церковь, предмет гордости Алексиса и столь многих потраченных трудов.

Когда доскакали до княжеского терема и охрана, пропустив их, затворила тяжёлые, окованные медью дубовые ворота, духовники пали ниц перед образами в углу и стали истово благодарить бога за своё спасение. Может, впервые в жизни они молились так искренне, усердно и от всей души.

В то время, как поднятая по тревоге варяжская тысяча подоспела к Греческому двору, там уже царил полный разгром. На заднем дворе лежало два трупа. Дав распоряжение нескольким сотням наводить порядок, Гарольд с остальными поспешил к княжескому терему.

Он торопился, зная, что вино из греческих подвалов и лавок уже выпито и начало своё действие.

В самом деле, самые отчаянные, или просто перепившиеся, уже колотили в ворота княжеской ограды, требуя немедля выдать им главного греческого кудесника.

– Кто тут бесчинства учиняет, когда князь и дружина с ворогом бьётся? – грозно воскликнул Свенельдич, вынимая меч.

Его дружинники также обнажили оружие и развернулись полумесяцем, охватывая бунтовщиков справа и слева. Однако улица, что примыкала к теремной площади справа, была свободной. То не являлось ошибкой Свенельдича, просто он оставлял толпе путь к отходу.

– Пусть княгиня отдаст чёрного кудесника! – выкрикнул кто-то.

– Хватит византийским указчикам нами править!

– Смерть черноризцам, Царьградским изведывателям! – послышались новые негодующие возгласы.

– Кто сей час не одумается, станет на голову короче! – вскричал Свенельдов сын.

По его знаку дружина шагом двинулась на толпу.

Решительный тон Гарольда и действия его дружины не оставляли никаких сомнений в исполнении угрозы. Толпа дрогнула и стала отступать в свободную улицу. Дружинники не торопились преследовать киян, – они понимали, что Гарольд не хочет устраивать побоище прямо перед окнами княгини-матери. Вскоре бунтовщиков осталось только пара десятков, в основном из тех, кто особо рьяно уничтожал запасы греческого вина.

– Взять их! – велел Гарольд. – Закройте в темнице, завтра разберёмся.

В этот момент калитка осторожно отворилась, и из неё показалось хмуро-озабоченное лицо Петра.

– Гарольд, ты здесь? – окликнул он. – Княгиня велит тебе немедля явиться пред её светлы очи!

Гарольд поспешил в гридницу и склонился в учтивом поклоне.

Очи княгини метали молнии, она была в ярости.

– Что ж это ты, Горальдо, службу свою плохо справляешь? Как допустил смуту в Киеве? Как могло статься, что твои варяги не смогли защитить не только лавок купцов цареградских, но и отцов святых, служителей церкви, и саму церковь позволили сжечь?

Только теперь Гарольд заметил стоявших на коленях в красном углу двух греческих духовников, одним из которых был отец Алексис. Лица его Гарольд не видел, но во всей обычно величественной фигуре ощущался глубочайший испуг.

– Или у тебя две головы на плечах, – продолжала греметь княгиня, – одну срубят, так не жаль – другая останется? Ещё чуток – и разворотили бы терем, по брёвнышку разнесли!

Свенельдич молчал, зная, что Ольге надо дать время излить гнев.

– Немедля схватить всех зачинщиков, завтра прилюдно на Торжище выпороть плетьми, а самым рьяным подстрекателям отрубить голову, чтоб впредь другим неповадно было. Сам знаешь, что Святослав велел: кто в военное время чинит смуту, тот есть враг Киева и должен быть предан смерти! Вот и исполняй княжеский наказ. А ежели ещё что подобное допустишь, и тебе головы не сносить…

Гарольд снова поклонился и быстро вышел.

Греческие духовники, несколько успокоенные защитой, обретённой в княжеском тереме, и чёткими деловыми распоряжениями Ольги, по её приглашению подсели к столу. Несколько глотков доброго греческого вина приятным теплом растеклись по телу.

– Скажи, Софроний, там, в переулке, когда нам преградили путь, слова, что ты изрёк с такою силой, мало походили на христианскую молитву, что это было? – Священник впервые посмотрел внимательно на своего доселе незаметного охоронца.

– Святой отец, чтобы побеждать поганых язычников, одной христианской благодетели мало, необходимо их оружием пользоваться уметь… – тихо ответствовал Софроний.

– Хм, неужто теперь в наших монастырях иноков обучают… – с сомнением начал священник.

– Нет, святой отец, ты сам только что ощутил, сколь опасно пребывание в сей дикой стране, потому я прошёл специальное обучение у последователей египетских жрецов, – всё так же тихо, не поднимая глаз, произнёс охоронец.