Валентин Гнатюк - Святослав. Хазария

По пути к Переволоку дозорный сообщил, что к дружине просит дозволения присоединиться Рубежный полк из-под Белой Вежи.

– Погоди, а кто во главе полка, не богатырского ли сложения человек? – с затаённой надеждой спросил Святослав.

– Точно, княже, именно такой, – подтвердил дозорный.

– Ко мне его немедля! – велел князь. Он столько потерял за последнее время испытанных и надёжных друзей и соратников, что нечаянное обретение любого, кого он знал или хотя бы встречал прежде, дарило душе князя великую радость.

На добром койсожском коне подъехал всадник. Святослав сразу узнал Булата, хотя теперь на нём были не обгорелые лохмотья, а ладная кольчуга и синие порты, заправленные в мягкие сапоги.

Князь крепко обнял богатыря:

– Дякую за добрую службу, Булат! Посланник твой подоспел вовремя, мы переняли степняков и разбили их наголову. А как полк удалось сберечь, ведь те хазарские тьмы через Белую Вежу, мыслю, проходили?

– Верно, княже, кабы узнали мы о них чуток позже, все бы головы сложили. А так успели сняться и уйти. Правда, наскочил на нас один из тарханов ихних. Сеча крепкая была, половина людей наших загинула, едва ушли, благо, что кони добрые, койсожские. Вначале от хазар бегали, а потом за твоей дружиной всё никак поспеть не могли. То, говорят, там дружина Киевская, а то уже в совсем другом месте. Тут и вправду хазарам верить начинаешь, что не люди у тебя в дружине, а дэвы. – Богатырь улыбнулся.

– Добро, брат Булат, в какую тьму хочешь войти со своим полком?

– К Горицвету и пойду, как в Саркеле было, – снова улыбаясь, ответил полковник, но, заметив, как помрачнел князь, насторожился.

– Нет больше темника Горицвета, – скорбно сказал Святослав. Помолчал, а потом добавил: – Погиб он, но его тьма жива, и командует ею сейчас старый темник Издеба, вот к нему и пойдёшь, будешь его вторым оком.

Разыскав темника Издебу и представив ему своих воев, Булат на первом же привале заглянул в Берестянский полк. Вышеслава кто-то окликнул, оглянувшись, он узрел перед собой статного витязя в добром одеянии и не сразу признал в нём саркельского оборванца. А когда узнал, то бросился навстречу, и они заключили друг друга в крепкие объятия.

– Как я рад, брат, что ты живой! Рассказывали купцы киевские, что сеча у вас с хазарами была крепкой, рекли, большая часть Молодой дружины загинула в той битве! – гудел богатырь, и очи его сияли.

– Да, много пало воев наших, но нас с отцом Перун сохранил, – ответствовал огнищанин. – А ты как, сыскал своего обидчика?

– Кабы не полк на мне, не служба княжеская, то раньше пробрался бы в Итиль и достал его. За сим сейчас и иду с вами.

– Итиля мы точно не минем, может, и повстречаешь своего должника. А как Светана твоя, отжила ли?

– За два лета многое сгладилось, да не всё, нет-нет да и разрыдается среди ночи. Дитя мы сейчас ждём, коли всё ладно будет, то надежду имею, что дитя ей лучшим лекарем станет, – с тихой нежностью в голосе произнёс Булат. Потом вынул из-за пояса топор. – Вот, держи, топор Овсенислава, я многих врагов его именем Яме пожертвовал. Пусть память в семье твоей хранится, чтоб потомки помнили. Ну, брат Вышеслав, пора, полк на мне, – виновато молвил богатырь, и они ещё раз крепко обнялись. – Храни тебя Перун, брат!

– И тебя, Булат, пусть всегда хранит наш воинский бог! – растроганно ответил Вышеслав.

Напрасно дожидался Каган выхода урусов из Безводной степи. Они не появились ни к означенному времени, ни позже. А потом разведка доложила, что Святослав неожиданно появился у Переволока, соединившись там с варягами.

Ярости Владыки не было предела. Призвав сопровождавших его троих византийских стратигосов, Каган хотел немедля казнить их, но те, падая ниц, уверили Божественного Владыку, что князь россов идёт в сопровождении чародеев и это они изменили движение Киевской дружины. Стратигосы клялись своей кровью доказать верность Хазарии и Кагану. Владыка подумал, что хорошие военачальники ещё сгодятся в сражении, а уж с тех, кто выживет, можно потом и шкуру спустить…

И велел Каган подняться вверх по берегу Волги и преградить урусам путь на Итиль, что является сердцем Хазарии. Не зная, что предпримет Святослав, Каган велел раскинуть стан.

С тяжёлым сердцем ждал встречи со старшим Горицветом Святослав. Когда сообщили ему о том, что встретили дозорных Инара, князь оглянулся на сопровождавших его темников и охоронцев и упредил глухим голосом:

– Старшему Горицвету о гибели сына я сам скажу…