Валентин Гнатюк - Святослав. Возмужание

Заблистали лучи на обледенелых бородах и усах деревянных богов на Перуновой горе, скользнули по золотому кресту Ильинской церквушки, в которой служили христианские попы. Побежали-поскакали вниз, к Подолу, через крыши рукомысленников [2] Рукомысленники – ремесленники (др.-слав.). – медников, кузнецов, гончаров, кожевников и прочего мастерового люда – и далее – к самому берегу, через большое Ратное поле – место сбора киевской дружины.

Всё выше поднимался Хорс, сильнее раскалялись его лучи, и всё чаще стали звенеть первые капли оттепели. Вскоре потекли ручейки, а потом и бурные потоки побежали, торопясь, по киевским улицам к Непре. Белый снег стал серым и рыхлым, разбрызгиваясь жидкой кашицей под ногами.

И не выдержал незаметно подточенный вешними водами лёд на реке, – раздулся и лопнул её ледяной панцирь, как скорлупа прорастающего семени. Затрещали, тяжко заворочались огромные льдины-крыжины, ломая и круша друг друга, сбиваясь в кучи, подобно неразумным овнам, мешая прибывающей воде. Непра, а вместе с ней Почайна, не вмещаясь в русле, стали выходить из берегов, заливая Подол, Зелёный Яр и Житное Торжище. Разбушевавшаяся река выбрасывала там и сям на берег вместе со льдинами и мусором живых рыбин.

Как чаще всего бывает, большая вода пришла ночью, когда уставший от дневных трудов подольский люд крепко спал.

Жена кузнеца по прозвищу Молотило, её все так и называли – Молотилиха, пробудилась от громкого собачьего визга, временами переходящего в вой. Что там стряслось? Полусонная, она осторожно, чтобы не потревожить спящих дочь и мужа, опустила босые ноги с печи и… невольно вскрикнула, когда кто-то холодными, как лёд, перстами схватил её за босые ступни. Она вмиг лишилась остатка сна, но ещё не сразу уразумела, что это не кто-то, а вода. Когда же поняла, то затрясла за плечо мужа:

– Проснись скорее, Стоян, беда! Да просыпайся, наконец, Почайна уже в хате, а тебе хоть гром греми!

Сама тут же босая, простоволосая пробежала по обжигающе холодной воде к двери, отыскала на ощупь сапоги, накинула кожух и кинулась собирать на скорую руку что попадется, натыкаясь в темноте на лавы и углы стола.

– Что стряслось, Ганна, чего мечешься? – сонно проворчал кузнец, потирая тяжёлой ладонью лицо.

Но как только ноги его вместо соломенной подстилки оказались в ледяной воде, он сам задвигался неожиданно проворно для его высокой сутулой фигуры. Молотило первым делом схватил с припечка несколько сушившихся там лучин, разгрёб голой рукой остатки пепла в печи, найдя несколько красноватых угольков, раздул их сильным своим дыханием и зажёг лучины. Опустил их в горшок, стоявший в глиняной миске с водой, а от одной зажёг стоявшую посреди крепкого стола плошку, – её кузнец сработал из узорчатой меди тогда ещё, когда родилась дочь. Плошка была сделана им так, чтобы свет падал только на одну сторону, а если надо было выйти на улицу, то и вовсе прикрывалась колпачком, что не давало огню погаснуть даже на сильном ветру.

Во дворе послышались шум, голоса, визг пса усилился, а потом разом оборвался. Раздался громкий требовательный стук в дверь. Молотилиха, схватив лучину, выскочила в сени, отворила засов. Дверь распахнулась, и в горницу ввалились возбуждённые, с детьми и узлами, мокрые по пояс соседи, жилище которых стояло чуть ниже дома кузнеца.

– Всё, брат Молотило, проспали мы половодье! У нас вода уж выше пояса в горнице, мосток снесло, а в овражке бурлит и клокочет, что в водовороте каком, с детьми не пройдём! – молвил седовласый златокузнец. – Твой дом на бугре, потому принимай!

– Берите плошку и лезьте наверх, живей! – скомандовал Молотило, подхватывая одной рукой дочь с тёплого ложа, а другой узел, что успела собрать жена.

Разгоняя ногами воду, все поспешили в сени, откуда крепкая, поскрипывающая под тяжестью людей с поклажей лестница вела под крышу, где испуганно кудахтали потревоженные куры. Женщины и дети первыми взобрались на горище. Кузнец бережно передал сонно протирающую глаза девочку жене, а сам бросился во двор, открыл ворота хлева и едва успел поймать выплывающего оттуда поросёнка. Схватил перепуганную животину попарно за передние и задние ноги, легко взвалил на шею и понёс в сени, ловко поднявшись по лестнице, бросил на солому.

– А где пёс, неужто унесло беднягу?

– Здесь он, у дыма обсыхает, – ответил кто-то из внуков златокузнеца. – Мы его с цепи отпустили, как только к вам зашли.

Молотило помешкал мгновение и соскочил с лестницы в ледяную воду.