Валентин Гнатюк - Святослав. Возмужание

Каждое слово, сказанное здесь, у воды, разносилось окрест и было слышно даже в самых отдалённых рядах.

– Мужи киевские, ратники русские! – провозгласил воевода. – Враг идёт на нас, печенеги обошли с полуночи, прорвали жидкие кордоны и текут на Киев, не сегодня завтра тут будут! Предстоит нам с вами, братья, встретить печенежину у ворот киевских. Встретить, крепко стоя на земле своей и помня, что защищаем мы не токмо Киев, а и всю нашу Русь-матушку. Потому как ежели возьмут враги стольный град, то пойдут гулять Чернобожьим вихрем по всем землям русским. Наши лучшие дружины бьются смертным боем, но держат хазар на восходе солнечном. Так и мы в этой битве умереть можем, но врага пропустить не имеем права. Помните, что мы – русы, потомки славных Пращуров, которые из Ирия смотрят на нас, и мы не можем осрамиться перед ними! Жён, детей и матерей своих помните, коим мы сегодня единая защита, потому как помощи нам ждать больше неоткуда! Великий Могун с кудесниками приносят нынче жертвы богам и просят их о даровании нам победы. Слава Перуну Златоусому, отцу нашему и воинскому начальнику, пусть укрепит он тело и душу нашу в битве правой!

– Слава! Слава! Слава! – трижды громыхнуло по рядам.

Едва замерло последнее эхо, как, подчиняясь командам, задвигались, зашевелились сотни и тысячи людей, покидая Ратное поле и направляясь к северным воротам.

По обочинам дороги за ними бежали женщины с младенцами на руках и цеплявшимися за подолы детьми, шли молодые девицы и ковыляли старухи. Женщины утирали слёзы, кто украдкой, кто, напротив, громкими причитаниями старался перекрыть шум и попрощаться с родным человеком. Старики, опираясь на посохи, стояли неподвижно, глядя на ратников выцветшими очами, в которых тоже порой дрожала скупая слеза.

У ворот часть ратников остановились, пропуская первые тьмы.

Жена кузнеца Молотило подбежала к мужу, обливаясь слезами, прильнула к его широкой груди, облачённой в кольчугу, обвила крепкую жилистую шею, вдыхая такой родной запах угля и железной окалины, которыми насквозь был пропитан кузнец.

Молотило, стесняясь прилюдно обнажать свои чувства, прищурил повлажневшие глаза, на миг привлёк к себе жену, а потом поцеловал и погладил по голове двенадцатилетнюю глазастую девчушку. Та засмущалась сквозь слёзы, поскольку считала себя уже достаточно взрослой, а отец обращается с ней как с маленькой!

– Ну что, Овсенушка, доченька милая, прощай! Не плачь и помни, что ты весёлого батьки дитя. Обижать кто вздумает, скажи, чья ты есть, мигом отстанут! – И тут же громко, как всегда немного рисуясь, сказал, обращаясь к жене, но так, чтоб слышали остальные: – Не смогла ты мне сына родить, сейчас бы, может, вместе Киев защищать шли, а так только слёз вдвое больше. Ну да ничего, Овсенке скоро самого лепшего молодца в мужья выберем. Дождусь внука, непременно его кузнецом сделаю, уж будьте уверены! А пока глядите мне, когда вернусь, чтоб дома всё ладно было. Сам-то я из железа выкован, обломаются об меня все печенежские мечи и стрелы, клянусь своим ремеслом огненным, обломаются! Ну, ступайте, ступайте! – поторопил кузнец, видя, что его полк уже начал выходить за ворота. Больше не оглядываясь, Молотило подхватил огромный щит, копьё и двинулся вместе со своей сотней, сосредоточенно глядя куда-то вперёд.

– А ну-ка, песню, грянули! – крикнул тысяцкий.

Полетела-разлилась над Киевом разудалая песнь. Воины приободрились, зашагали увереннее. Городские ворота замкнулись, а ратники двинулись на широкое поле с северной стороны града.

Худой и ещё более высокий, чем кузнец, молодой рукомысленник, шедший рядом, время от времени вытягивал шею, а потом воскликнул:

– Гляди, брат Молотило, никак твой супротивник Комель впереди вышагивает!

– Супротивник теперь у нас один – печенеги! – строго одёрнул его сотник.

Прикрыв собой град, ратники стали у края огромного поля, с левой стороны которого был непроходимый Чёрный лес, а справа крутые обрывистые берега Непры. Через Чёрный лес по Чёрному шляху в Киев обычно приезжали жиды, которые потом отправлялись на полдень, аж за Буг-реку, и дальше к грекам, за вином и сукном. Посему северные ворота в Киеве именовались Жидовскими. Западные ворота назывались Фряжскими – через них издавна приходили в Киев чехи, хорваты и фряги с товарами. Южные ворота именовались Ляшскими, поскольку оттуда приезжали ляхи, а через Хазарские ворота на востоке обычно прибывали хазарские купцы.