Александр Ушаков - Юность императора

Чувствоваший себя с первых шагов на французской земле изгоем корсиканец дрался сейчас в лице этого дворянчика со всей враждебной ему страной, и в каждый свой удар вкладывал всю ту ненависть, какую рабы испытывают к своим поработителям.

Не выдержав страшного напряжения, д`Илет начал делать одну ошибку за другой, и огромный зал ахнул, когда Наполеоне приставил шпагу к груди противника.

– Если ты еще раз, – отчетливо выговаривая каждое слово, произнес он, – позволишь себе пренебрежительно высказаться обо мне и моей родине, это будет твоя последняя сделанная тобою мерзость! Ты понял меня?

Бледный, как полотно, д`Илет кивнул.

– А сейчас, – с превосходством существа высшего порядка продолжал Наполеоне, – ты принесешь мне свои извинения!

Беспомощно оглянувшись по сторонам, д`Илет покачал головой. Просить прощения у этого дикаря было для него высшей степенью падения.

– Я жду! – слегка надавил на шпагу его противник.

Чувствуя, как холодный клинок входит ему в тело, д`Илет с трудом выдавил из себя:

– Извини…

В следующее мгновение он бросил на пол шпагу и, глотая бессильные слезы, бросился к выходу. Никто не поздравил победителя, и лишь облегченно вздохнувший Бурьенн протянул ему стакан вина. Наполеоне обвел холодным взглядом смущенных страшной расправой ребят.

– За Корсику! – громко произнес он и, выпив вино, все в той же мертвой тишине пошел к двери.

Вернувшись к себе в комнату, Наполеоне без сил опустился на кровать. Только сейчас стало отпускать то страшное нервное напряжение, в котором он находился. Там, в зале он держался усилием воли, но сейчас, после всего пережитого, он чувствовал себя опустошенным.

Неожиданно он почувствовал, как у него мелко затряслась левая нога. Он попытался было унять дрожь, но не тут-то было. Она не только не проходила, но и усиливалась. Испуганный юноша вскочил с кровати и сделал несколько шагов. Нога не слушалась и продолжала дрожать.

Только что смотревший в глаза смерти Наполеоне почувствовал, как у него на спине и лбу выступил холодный пот, потом его бросило в дрожь, и на несколько секунд он потерял сознание.

Когда он пришел в себя, дрожи не было, но всем теле чувствовалась какая-то неимоверная усталость, словно он целый день копал огромной лопатой землю. Чтобы отвлечься, он взял томик Плутарха, но только через двадцать минут он по-настоящему забылся.

Был ли этот припадок предвестником какой-то серьезной нервной болезни? Наверное, был, поскольку еще несколько раз в своей жизни он будет биться в конвульсиях.

Наблюдавший один из таких припадков в 1805 году Талейран опишет его так: «Наполеон встал из-за стола и направился к покоям императрицы, но вскоре быстро возвратился в свою комнату, позвав меня с собою, вместе с нами в комнату вошел и камердинер. Наполеон успел приказать запереть дверь комнаты и повалился на пол без чувств. Его тело сводили страшные судороги, а изо рта шла пена. Спустя пятнадцать минут Наполеон пришел в себя и начал сам одеваться. Во время припадка Наполеон стонал и задыхался, но рвоты не было. Наполеон запретил рассказывать о происшедшем. Вскоре он скакал на коне вдоль рядов армии».

Это описание представляет картину типичного припадка классической соматической эпилепсии. Этому заболеванию Наполеона знаменитый итальянский психиатр Ломброзо посвятит целую статью.

Он назовет его эпилептиком на основании того, что отец Наполеона был алкоголиком, сам Наполеон был мал ростом, имел большую нижнюю челюсть, выдающиеся скулы, глубокие впадины глаз, асимметрию лица, редкую бороду, короткие ноги и сгорбленную спину.

Он очень любил тепло, был слишком чувствителен к пахучим веществам и метеорологическим колебаниям, страдал мигренями, в гневе имел тик лица, плеча и правой руки, судороги в левой ноге и жевательные движения челюсти. Все это усугублялось его чудовищным самолюбием, эгоизмом, вспыльчивостью и импульсивностью, склонностью к суеверию, бессердечностью, отсутствием нравственного чувства и недостатком этического чувства.

«Из всего этого, – сделает вывод Ломброзо, – мы усматриваем, что в этом великом человеке произошло полное слияние гения с эпилепсией не только судорожной, мышечной, но и психической, выражавшейся в импульсивных действиях, затемнении умственных способностей, цинизме, чрезмерном эгоизме и мегаломании.

Из этого примера, являющегося в природе не единственным, мы можем вывести заключение, что эпилепсия может быть одним из составных элементов гениальности…»